В гостях у Джейн Остин. Биография сквозь призму быта

Долгие путешествия (скажем, из Годмершэма в Стивентон) совершали с ночевкой на постоялом дворе. Однажды по пути домой из Кента Остины заночевали в дартфордском "Быке и Джордже", в "апартаментах, до которых приходилось добираться по двум парам лестничных пролетов". Нет никаких сомнений, что, прежде чем согласиться на ночлег в этих комнатах, они проверили состояние постелей. "Ничто так не страшит путешественников, как сырая постель", — писал Уильям Бьюкен в своей "Домашней медицине" (1794). Мадам Лефрой рекомендовала помещать между гостиничными простынями стеклянный бокал и следить, не появятся ли на нем следы влаги: "Если стекло остается совершенно чистым, значит, постель суха".

На постоялых дворах часто царило особого рода оживление: то и дело кто-то приезжал, а кто-то уезжал. Джейн писала из "Быка и Джорджа": "Мы пробыли здесь всего четверть часа, когда вдруг обнаружилось, что мой ящик с письменными принадлежностями и чемодан с платьем по ошибке уложили в дилижанс, который отбыл вскоре после нашего приезда, и теперь эти вещи направляются в Грейвсенд, а далее — в Вест-Индию". О, ужас! Там содержалось все ее "земное имущество" — то есть, по всей вероятности, не только немногочисленные и недорогие ювелирные украшения, но и ее рукописи. В свое время она писала о "сокровищах, таящихся в ящике моего письменного стола". Заботиться о черновиках своих романов, стараться уберечь их от сырости, пожара, небрежения — это была, прямо скажем, задача непростая. Между прочим, одно из злодеяний генерала Тилни в "Нортенгерском аббатстве" состоит в том, что он, желая освободить побольше места в переполненном экипаже, намеревается выкинуть новый письменный прибор Кэтрин Морланд, который "ей лишь с трудом удалось спасти… от того, чтобы его не вышвырнули на панель".

В Георгианскую эпоху ночь на постоялом дворе являла собой сущий кошмар, не дававший ни минуты покоя:

…то и дело распахиваются и захлопываются двери, звонят колокольчики, отовсюду слышатся голоса, требующие официанта… Чистильщик сапог бежит в одну сторону, парикмахер со своим мешком пудры — в другую, а вот мелькает мальчишка брадобрея с горячей водой и бритвами, а вот от прачки приносят только что выстиранное белье, притом коридор полон носильщиков и матросов, которые затаскивают в номера багаж.

И вообще ничто здесь не делается "без шума". Впрочем, Остины в пять часов, перекусив бифштексами, провели остаток вечера за чтением, "сидя у огня". Миссис Остин, которую всегда мутило во время путешествий, почувствовала себя "посвежевшей после приличного ужина"; Джейн тоже заметила, что "теперь она кажется вполне бодрой".

Когда Джейн или Кассандра куда-то выезжали, они обменивались письмами, число которых со временем увеличивалось. Эта переписка позволяет нам заглянуть в их частную жизнь. Находясь в разлуке (а это теперь случалось все чаще), они постоянно держали связь. Первые строчки одного из писем Джейн гласят: "Моя милая Кассандра, с чего бы начать? С какого из бесчисленных важных для меня пустяков?" В ответ она ждет таких же мельчайших подробностей: "Ты отлично знаешь, как меня интересует какая-нибудь покупка бисквитного торта".

Биографы Джейн часто сетуют, что жизнь нашей героини бедна яркими деталями, потому что она протекала "без каких-либо заметных событий". Но это если не обращать внимания на колоссальный архив дошедших до нас писем общим объемом в сотни тысяч слов. Эти свидетельства нередко разочаровывали историков, искавших в них отголоски политических баталий, описание великих событий и изложение возвышенных и глубоких мыслей. Джеймс Эдвард Остин-Ли, племянник Джейн и один из ее первых биографов, предостерегает нас, прося "не ждать от них [этих писем] слишком многого". В позднейшие времена у исследователей появилась другая причина для разочарований: письма не содержат никаких указаний на внутренние борения и тайные романтические увлечения, хотя в них можно найти немало яда, горечи и сожаления. Все-таки они неплохо представляют нашу героиню — то счастливой, то печальной, то совершенно подавленной. "Я сама не своя, — пишет она в одном из посланий, явно испытывая острое недовольство собой, — меня с души воротит и от меня, и от моих скверных перьев".