В гостях у Джейн Остин. Биография сквозь призму быта

Морские купания пропагандировали как средство от бесплодия и запора. Во многих приморских поселениях начала разрастаться, потеснив рыболовство, туристическая индустрия. В 1803 году автор "Путеводителя по источникам и морским пляжам" заявлял, что "совершать ежегодные поездки на побережье стало модным обыкновением". Береговая линия, на которой оборудовали пляжи для богатых гостей, со временем удлинялась, "каждые восемь или десять лет все дальше простираясь на запад и на юг, от Уэймута к Сидмуту, от Сидмута к Эксмуту и далее — до Долиша и Тинмута".

Морские купания заслужили и монаршее одобрение. В 1804 году Кассандра и Генри, приехав в Уэймут, испытали горькое разочарование, узнав, что город только что покинуло королевское семейство. Фрэнсис Берни писала о необычайном патриотизме жителей Уэймута. Вот как они принимали Георга III: "Вообразите изумление Его Величества, когда он, впервые вздумав искупаться в здешних водах, едва лишь окунул в море свою царственную голову, как вдруг оркестр, который прятался в стоявшей поблизости купальной машине, грянул "Боже, храни Георга, короля нашего"".

Давно недомогавшая миссис Остин очень рассчитывала на пользу купаний. Но еще больше радовалась морю ее дочь Джейн. В 1803 году, во время пребывания в Рамсгейте, она снова встретилась с высокомерным романистом сэром Эджертоном Бриджесом, братом ее подруги мадам Лефрой. Он обнаружил, что в свои почти тридцать лет она выглядит необычайно хорошо: "прелестная и очаровательная, изящная и стройная, только щеки немного полноваты". Но он никогда "не подозревал в ней сочинительницу" — и не удосужился это выяснить.

Остины приехали в Рамсгейт в 1803 году, когда шла война. Разумеется, угроза неприятельского вторжения сильнее всего ощущалась на южном побережье. Фрэнку Остину поручили командование отрядом "морских стражей", добровольной дружины, которая должна была оборонять Кент. Он счел бойцов своего подразделения никудышными вояками: "невзрачные полуматросы-полусолдаты, не обладающие достоинствами ни матросов, ни солдат", — но все-таки приступил к разведке мест возможной высадки французов. Занятие было утомительным, но Фрэнк находил утешение в визитах родных, которые приезжали к нему в Рамсгейт. Кроме того, вскоре он познакомился с Мэри Гибсон, которая позже стала его женой.

На некоторых курортах переносные деревянные "купальные машины" спускали с берега в море, на других — ставили у кромки берега, чтобы их заливало приливной волной. Купальная машина представляла собой нечто вроде садового сарайчика на колесах. Иногда служители затаскивали ее в море, чтобы купальщик мог выпрыгнуть из нее прямо в воду. Процедура требовала немалого труда. По мере того как отдыхающие становились более спортивными и более привычными к плаванию, необходимость в купальных машинах уменьшалась, и они все отступали всё дальше на берег, к краю песчаной полосы, — как современные пляжные кабинки.

Служитель или служительница (их именовали "купателями" или "окунателями") помогали боязливым купальщикам и поддерживали тех, кто не умел плавать. В ту пору мало кто из британцев мог хотя бы держаться на воде, и положение стало меняться лишь в 1830-е, когда начали проводить состязания по плаванию. У принца Уэльского (будущего короля Георга IV) имелся свой любимый купатель — Джон Майлз из Брайтона по прозвищу Старый Куряка. Но наследник отказывался внимать его экспертному мнению. "Мистер принц, мистер принц, вернитесь!" — звал Старый Куряка, если Георг заплывал слишком далеко, а потом плыл за ним, "хватал его за ухо" и вытаскивал на берег. Вероятно, Джейн, как и большинство современников, плавать не умела: она упоминает об окунательнице по имени Молли; однажды она "так настаивала, чтобы я получила удовольствие", пишет Джейн, что слишком долго продержала ее в воде, заставив порядком продрогнуть.

Некая миссис Констанция Орлебар оставила нам описание своего первого в жизни морского заплыва — в купальнях Саутгемптона, наполнявшихся во время прилива. В подростковые годы Джейн тоже посещала Саутгемптон, и этот рассказ дает нам представление о том, как она перенесла первое знакомство с морем. Констанция облачилась в "зеленое фланелевое платье" и принадлежавшую ее невестке кожаную шапочку, "дабы волосы спереди оставались завитыми". Невестка вошла в воду первой — "с завидной отвагой, а дальнейшее сделало ее поведение решительно героическим". Констанция признается: когда пришел ее черед, ее "охватила паника", но она "взялась за руки миссис Тринг [своей окунательницы] и тотчас же бросилась в воду, испытав самые чудесные ощущения — но лишь на миг!". "Я поднялась над водою, — продолжает она, — едва не задохнувшись от нечаянно проглоченного ее количества, потому что я забыла закрыть рот. Как счастлива я была, вновь оказавшись на твердой суше!"