В гостях у турок

— За коляска и за проѣздъ по мосту у тебя, дюше мой, двѣнадцать піастры въ карманѣ остались, а на эти деньги мы можемъ на пароходѣ у кабакжи выпить и голова своя поправить.

— Тсъ… — подмигиваетъ ему Николай Ивановичъ, чтобы тотъ молчалъ, и киваетъ на жену.

И вотъ они на старомъ, грязномъ турецкомъ пароходѣ, перевозящемъ публику изъ Константинополя въ Скутари и дѣлающемъ рейсы по Босфору вплоть до входа въ Черное море и обратно. Публики много. Во второмъ классѣ, черезъ который пришлось проходить, сидятъ прямо по полу, поджавъ подъ себя ноги, закутанныя турецкія женщины изъ простонародья, нѣкоторыя съ ребятишками. Ребятишки пищатъ, ревутъ, запихиваютъ себѣ въ ротъ куски бѣлаго хлѣба или винныя ягоды.

Нѣкоторые турки изъ палубныхъ пассажировъ улеглись на полу на брюхо и, какъ сфинксы, лежатъ на локтяхъ, поднявъ голову. Шныряютъ съ замазанными сажей лицами кочегары и матросы въ фескахъ. Пароходъ шипитъ машиной, стоитъ турецкій и греческій говоръ.

Билеты взяты перваго класса, и супруги въ сопровожденіи Карапета проходятъ въ первый классъ.

Каюта перваго класса помѣщается въ рубкѣ и дѣлится на двѣ части — общую и дамскую. Надъ входомъ въ дамскую каюту подъ турецкой надписью французская надпись: «Harem».

— Глаша! Смотри… Гаремъ… — указалъ Николай Ивановичъ женѣ на надпись, какъ-то особенно осклабился и спросилъ Карапета:- Что-же это за гаремъ?

— Гаремъ значитъ дамски каюта, эфендимъ. Если мадамъ, барыня-сударыня, хочетъ спать въ дамски каюта — она можетъ.

— А мы?

— Ой, нѣтъ! Турки за это побьютъ, — отвѣчалъ Карапетъ.

Въ общей каютѣ перваго класса, состоящей изъ просторной комнаты съ диванами по стѣнѣ и столами передъ ними, сидѣли фески въ усахъ и бородахъ, толстыя и сухопарыя, курили, читали газеты и пили кофе изъ маленькихъ чашечекъ, которыя разносилъ слуга въ фескѣ, безъ пиджака и жилета, и въ пестромъ полосатомъ шерстяномъ передникѣ. Были здѣсь и закутанныя турецкія дамы съ закрытыми черными и бѣлыми вуалями лицами, очевидно, предпочитающія сидѣть съ мужчинами чѣмъ въ отдѣльной дамской каютѣ. Тутъ же въ каютѣ турокъ въ чалмѣ продавалъ ковры. Онъ держалъ одинъ изъ нихъ на плечѣ и кричалъ по турецки и по-французски стоимость ковра.

— Вотъ, дюша мой, купецъ съ ковры пришелъ дураковъ искать, — указалъ армянинъ супругамъ.

— Отчего-же дураковъ? — спросила Глафира Семеновна.

— На базаръ въ Стамбулѣ коверъ стоитъ триста піастры, а здѣсь онъ его пріѣзжему человѣкъ изъ Европы за пятьсотъ продастъ.

Пароходъ тронулся. Николай Ивановичъ сказалъ:

— Чего-жъ мы здѣсь сидимъ-то? Надо идти на палубу виды смотрѣть.

Армянинъ встрепенулся.

— Идемъ, идемъ, эфендимъ. Здѣсь, дюша мой, на берегъ картины первый сортъ, проговорилъ онъ и повелъ супруговъ на верхнюю палубу, находившуюся надъ рубкой каюты.

Плыли по Золотому Рогу. Налѣво и направо, на Стамбулъ и на Перу и Галату открывались великолѣпные виды. Причудливыя постройки всѣхъ архитектуръ стояли террасами по берегамъ и пестрѣли то тамъ, то сямъ темною зеленью кипарисовъ. Сады въ Константинополѣ хоть и маленькіе, ничтожные, чередуются съ постройками. Пароходъ шелъ близъ стамбульскаго берега. Видно было, что цвѣлъ миндаль розовымъ цвѣтомъ, облѣпились, какъ ватой, своимъ обильнымъ цвѣтомъ вишневыя деревья. На горѣ красовалась Ая-Софія среди своихъ минаретовъ. Погода стояла прелестная. Свѣтило яркое вешнее солнце. Продувалъ легкій вѣтерокъ.

— Глубоко здѣсь? — спросилъ Николай Ивановичъ Карапета.

— Дна не достать. Тысяча футъ, дюша мой. Пароходъ пойдетъ ко дну — прощай, не достать. Провалился тутъ разъ чрезъ мостъ наша одинъ съ каретой. Ѣхалъ домой ночью съ хорошенькая француженка. А мостъ былъ разведенъ. Паша былъ пьянъ, кучеръ былъ пьянъ, французская дама была пьяная. Имъ кричатъ: «стой», а паша не слушаетъ, кричитъ: «пошелъ». И провалились въ воду. Три недѣли англичане искали — ни паша, ни карета, ни французская дама, ни кучеръ, ни лошади — ничего, дюша мой, не нашли.

Глафира Семеновна слушала и пожимала плечами.

— Да это совсѣмъ пьяный городъ! сказала она. — Ну, мусульмане! Стало быть, здѣсь и свинину продавать позволяютъ, если на счетъ вина такая распущенность?

— Самый лучшій, самый первый свинья есть, отвѣчалъ Карапетъ. — Хочешь, дюша мой, мадамъ, сегодня тебѣ къ обѣдъ Карапетъ самый лучшій котлеты отъ свиньи подастъ?

Пароходъ вышелъ изъ Золотаго Рога, вошелъ въ Босфоръ и сталъ перерѣзать его по направленію къ берегу Малой Азіи. Показалась знаменитая средневѣковая башня Леандра, стоящая посреди пролива на скалѣ.

LXXXIII

— Это что за штука изъ моря выростаетъ? — задалъ вопросъ Николай Ивановичъ, указывая на башню.

— А это, дюша мой, Кисъ-Кулеси, отвѣчалъ Карапетъ.

— Это что-же обозначаетъ?