В грозный час

Мы просидели с ним еще минут десять — пятнадцать. Борис Иванович расспросил меня, где и как довелось служить. Потом поговорили о нашей 18-й танковой бригаде и ее людях. В какой-то момент заметил, что Борис Иванович нет-нет да и посматривал на часы — видимо, торопился.

И в самом деле, перехватив мой взгляд, Захаров пояснил:

— Вот служба какая… Встретишься с друзьями, и поговорить некогда.

Служба у него и в самом деле была, видимо, не из легких. Борис Иванович заметно осунулся, выглядел усталым. Виски уже изрядно побелило серебром.

— Так вот, Иван Семенович, — уже несколько официально заговорил после короткой паузы полковник Б. И. Захаров. — Местечко у нас тут одно освободилось. Есть такая должность — заместитель начальника танкоремонтного завода по политической части. Очень ответственная должность.

И не где-то, а прямо здесь, на окраине Москвы. Вот вам-то мы ее и предлагаем. Как, согласны?

Почувствовал, как екнуло и тоскливо заныло сердце. «Неужели, — думаю, — меня уже списали с боевого счета? Похоже. Вон ведь даже тыловую работенку подобрали. Неужели ты, Иван Семенович, теперь только для этого и годен?» Но тут же сказал сам себе решительно: «Нет, друже, ты на эту должность не пойдешь! Твое место там, на фронте, на линии огня. А тут… Пусть кого-нибудь из действительно не годных для строевой службы на это спокойное место назначают».

— Как же так, Борис Иванович, — говорю Захарову, — вы же пять минут назад сами сожалели, что находитесь не на фронте, а мне, выходит, предлагаете в тылу остаться? Где же справедливость? Не-ет, мое место только в войсках!

— Что ж, Иван Семенович, — неожиданно улыбнулся полковник Б. И. Захаров, — от вас я иного ответа и не ожидал. И все же наше предложение правомерно. Вы уже достаточно повоевали. К тому же и после госпиталя вам надо как следует окрепнуть.

— Нет-нет, Борис Иванович, эта должность не для меня, — волнуясь, слегка запальчиво заверяю я Захарова. — К тому же и слабости я в себе никакой не чувствую. Вполне уже окреп. Так что прошу вас, отправьте меня на фронт. Очень прошу!

Было видно, что полковник Захаров ничуть не обиделся на мою невольную запальчивость. Больше того, минуту подумав, он вдруг тепло улыбнулся и заметил:

— Я на вашем месте, Иван Семенович, поступил бы точно так же. Что ж, придется просьбу вашу уважить. Но только надо подождать.

— А может быть, пошлете меня на старое место? Должность-то моя небось еще вакантная?

— Нет, — ответил Захаров. — На нее уже назначен новый человек — капитан Самохвалов. По-моему, он на месте. Так что подождите, Иван Семенович.

— Хорошо, подожду. Только, пожалуйста, не долго.

— Постараюсь, — улыбнулся Борис Иванович.

И свое слово он сдержал. Спустя несколько дней мне была предложена должность заместителя командира полка по политической части. Действовал этот 49-й гвардейский тяжелый танковый полк прорыва в составе 6-й танковой армии 2-го Украинского фронта на территории Румынии.

Что ж, это меня вполне устраивало. Так я и сказал Захарову.

— Вот и хорошо, — вроде бы даже обрадовался Борис Иванович. И тут же он пояснил: — Полк этот замечательный, с богатыми боевыми традициями. Да и командир там очень толковый. Вы наверняка с ним поладите. Так что езжайте.

* * *

Сборы были недолгими. А тут подвернулся и попутный самолет — транспортный Ли-2. Его экипаж как раз собирался доставить в 6-ю танковую армию двигатели для боевых машин.

Вылететь этим самолетом мне помог уже знакомый читателю бывший начальник политотдела 29-го танкового корпуса полковник П. А. Соловьев. Еще в мою бытность в этом корпусе, когда мы действовали на подступах к Днестру, Петр Алексеевич у станции Вапнярка получил тяжелое ранение. Теперь он уже выздоровел, но на фронт по состоянию здоровья не попал, а получил назначение в автобронетанковое управление, где мы с ним и встретились.

…Как только самолет поднялся в воздух и оставил за крылом Москву, меня сразу же начало клонить ко сну — видимо, сказались волнения последних дней.

Проснулся от толчков, когда Ли-2 уже совершил посадку на каком-то аэродроме. Здесь долго не задержались. Едва самолет приземлился, как к нему тут же подошел бензозаправщик. Минут через пятнадцать мы снова были в воздухе.

Через час один из пилотов сказал:

— Внизу Румыния…

Самолет шел на небольшой высоте, и под ним расстилались то тронутые желтизной леса на взгорьях, то квадраты полей в широких долинах. Кое-где они были черными, только что вспаханными, в других местах ярко зеленели всходами озимых.

Рядом с полями виднелись сады. Их нетрудно было различить по строгой рассадке деревьев.

Почти повсюду в садах работали люди. Осень в тот год в Карпатах была довольно щедрой на урожай. И по дорогам то и дело пылили повозки, наполненные корзинами с фруктами.

А память неумолимо возвращала меня к весне этого года. Ведь именно тогда, весной, началось освобождение румынского народа от фашистского ига. «Быть может, вот в этой деревушке стоял тогда и наш полк», — подумалось мне, когда самолет прошел над небольшим селением, раскинувшимся почти у самых истоков какой-то речушки.