Вот в этот круг общения и ввел земляк Ульяновых студент Дмитрий Гончаров 19-летнего Владимира, который очень скоро стал на хуторе завсегдатаем. Там и подружился он со студентом-народником Александром Преображенским2345
.Писатель С. Каронин (Н.Е. Петропавловский), тесно общавшийся с коммунарами, опубликовал в 1890 году в журнале «Русская мысль» повесть «Борская колония», в которой попытался вложить в размышления одного из персонажей свое ощущение той атмосферы, которая царила в Шарнеле.
«Все то, что было тяжело и неприятно, было им в эти минуты забыто, а все чудесное хорошее выдвинулось в его уме на передний план. Этот ароматный, одуряющий воздух, эти “божественные” беседы, эти… простые люди, и эта тихая ночь, и звезды на небе, и покой своей собственной души, все это выступило на передний план, а вся остальная половина его едкого, вечно возмущающегося сознания покрылась густым мраком… И необычайный рай водворился на время в его неверующей душе»2346
.Так или не так передал Каронин эту атмосферу, но такое состояние не забывается. С тех пор прошла жизнь. Но в декабре 1921 года, узнав, что Алексей Андреевич бедствует с женой в Ялте, Владимир Ильич перетащил его в Москву. И вот теперь, услышав, что он здесь, во флигеле, «рванулся туда. Помогли ему взобраться по лестнице, крепко обнял он Преображенского, сел около него и стал говорить. У того больное сердце, побелел он весь, губы трясутся, а Ильич все говорит, рассказывает про переживаемое».
Так описала эту встречу Крупская. «Слов у Ильича не было, – пишет она, – мог только говорить “вот”, “что”, “идите”, но была богатейшая интонация, передававшая все малейшие оттенки мысли, была богатейшая мимика. И мы, окружающие, Мария Ильинична, я, санитары, все больше и больше понимали Ильича…
И вот Ильич, ушедший от врачей, сестер милосердия, от больничного режима, сидел около Преображенского и говорил. Пробыл он там три дня… Еле удалось его убедить вернуться. Уговорили только тем, что сказали, что Преображенский болен, что мы стесняем его и его семью»2347
.Крупская была абсолютно права, когда написала, что для того, чтобы в те дни понимать Ленина, надо было не только иметь опыт общения с ним, но главное – очень любить его. В ином случае в глазах окружающих он оставался лишь глубоко больным человеком.
25 июля, во время прогулки, Владимир Ильич случайно встретил председателя Главпрофорба Евгения Алексеевича Преображенского (к Алексею Андреевичу никакого отношения не имевшего). Эту встречу Е. Преображенский подробно описал 29 июля 1923 года в письме к Бухарину, которое мы и процитируем.
«Во время первого посещения, неделю спустя после Вашего отъезда, говорил и с Н.К. и М.И. очень подробно. Старик находился тогда в состоянии большого раздражения, продолжал гнать даже Ферстера и др… Особенно раздражался при появлении Н.К., которая от этого была в отчаянии и, по-моему, совершенно зря, против желания. И все-таки к нему ходила.
Второй раз, 4 дня тому назад, я снова поехал… Я только что вошел вниз, с Беленьким, как в комнате справа от входа Беленький мне показал рукой в окно, сказал: “вон его везут”. Я подошел к закрытому окну и стал смотреть. На расстоянии шагов 25-ти вдруг он меня заметил, к нашему ужасу, стал прижимать руку к груди и кричать: “вот, вот”, требовал меня…
…М.И., взволнованная, говорит: “раз заметил, надо идти”. Я пошел, не зная точно, как себя держать и кого я, в сущности, увижу. Решил все время держать с веселым, радостным лицом. Подошел. Он крепко мне жал руку, я инстинктивно поцеловал его в голову. Но лицо!
Мне стоило огромных усилий, чтобы сохранить взятую мину и не заплакать, как ребенку. В нем столько страдания, но не столько страдания в данный момент. На его лице как бы сфотографировались и застыли все перенесенные им страдания за последнее время.
М.И. мигнула мне, когда надо было уходить, и его провезли дальше.
Через минут пять меня позвали за стол пить вместе с ним чай. Он угощал меня жестами малиной и т. д. и сам пил из стакана вприкуску, орудуя левой рукой. Говорили про охоту и всякие пустяки, что не раздражает. Он все понимает, к всему прислушивается. Но я не все понимал, что он хотел выразить, и не всегда комментарии Н.К. были правильны, по-моему.
Однако всего не передашь. У него последние полторы недели очень значительное улучшение во всех отношениях, кроме речи. Я говорил с Ферстером. Он думает, что это не случайное и скоропроходящее улучшение, а что улучшение может быть длительным…»2348
В этот же день, 25 июля, лечащие врачи – Гетье, Осипов, Ферстер и Доброгаев, посоветовавшись с Розановым и Обухом, приняли решение: поскольку попытки возобновить рефлекторно-речевые и другие упражнения Ленин решительно отвергает, отложить их на 1,5–2 месяца2349
.