В.И. Ленин. Полная биография

Когда профессор Розанов стал убеждать его в том, что он должен не отказываться от еды, а, наоборот, лучше кушать, «В.И. безнадежно махнул рукой и ответил: “Зачем?”». Как объяснил он Кожевникову, который стал понимать его лучше других, «врачей было очень много, а толку мало, и в конце В.И. совершенно отчетливо сказал: “шабаш”». И по мнению Кожевникова, это «сознание неизлечимости» было дополнительным негативным психологическим фактором, влиявшим на состояние Ленина²³²⁹.

При всей своей деликатности он нисколько не скрывал этого от врачей. И уже в конце апреля – начале мая иностранная профессура стала разъезжаться. 3 мая на две недели уехал в Германию и Ферстер. К Ленину теперь ненадолго заходили лишь по двое, по трое: Бехтерев, Нонне, Осипов или Нонне и Гетье, Гетье и Розанов. И все эти дни он старался как можно больше обходиться без посторонней помощи при еде, почти каждый день сидел в кресле, иногда просил покатать его в кресле по квартире или перевезти в комнату Крупской²³³⁰.

А 14 мая его даже подняли на лифте на веранду. И в этот день Крамер, Нонне, Елистратов и Кожевников, посоветовавшись с Марией Ильиничной, порешили, что поскольку вот-вот начнется лето, то пора уже перевозить Владимира Ильича из Кремля в Горки²³³¹.

С утра 15-го подготовили машину: сняли переднее сиденье, положили воздушный матрац и подушки, ослабили давление в шинах, чтобы меньше трясло. Затем, около 15 часов, вкололи Владимиру Ильичу снотворное, перенесли в автомобиль и в 15.15 поехали. Дорога заняла всего 1 час 27 минут, так что Ленин так и не успел проснуться²³³².

«В большом доме, – вспоминала Крупская, – мы устроили Владимира Ильича так, как он хотел, в той комнате, в которой он жил раньше, до болезни, – самой скромной во всем доме – сняли со стен картины, поставили ширму, поставили кресло, столик… Кресло стояло напротив окна, а из окна было видно село Горки»²³³³.

Переезд повлиял на Владимира Ильича весьма благотворно. В первые дни, когда его вывозили в кресле на террасу, он – после кремлевского шума – буквально сразу засыпал от деревенского воздуха и тишины. А вернувшийся 17-го Ферстер, как и другие врачи, констатировал, что «В.И. чувствует себя значительно лучше, чем в Москве»²³³⁴.

Владимир Николаевич Розанов регулярно проводил массаж и гимнастику правой ноги и руки, подробно объясняя функцию каждой мышцы. Ленин внимательно слушал и стал предпринимать попытки, опираясь на чье-либо плечо, самостоятельно пройти от кровати до кресла, потом по комнате, а затем, при поддержке с двух сторон, от комнаты до террасы. Но главное – начались регулярные занятия по восстановлению речи. Начал их Ферстер, потом Крамер, но с 19 мая за это взялся крупнейший специалист в данной области С.М. Доброгаев²³³⁵.

Упражнялись в произнесении гласных, согласных, отдельных слов. И так как занятия пошли успешно, то и настроение у Владимира Ильича улучшилось. Головные боли, повышенная возбудимость периодически возникали вновь, но повторяющаяся запись в «Дневнике дежурных врачей» – «настроение ровное и спокойное»²³³⁶.

22 мая, выступая на II Всероссийском съезде по ликвидации неграмотности, Крупская сказала, что в последние дни наблюдается общее улучшение состояния здоровья Ильича. А Кларе Цеткин она написала: «Сейчас положение таково, что я начинаю надеяться, что выздоровление не исключено»²³³⁷.

Для того чтобы написать столь определенно, нужны были основания. К сожалению, подробные записи Алексея Михайловича Кожевникова заканчиваются на 5 мая 1923 года. Далее заводится новый журнал, краткие записи в котором сначала делает Василий Васильевич Крамер, а с 5 июля – еще более краткие – петроградский профессор-психиатр Виктор Петрович Осипов. Но даже по этим записям видно, что тогда – в конце мая – улучшение в состоянии здоровья Владимира Ильича было явным.

А в июне в Горках зачастили дожди. Шли они и в Москве. В последние дни июня в центре, на Кузнецком мосту, затопило тротуары и подвалы. «На Неглинной, – пишет современник, – из труб били фонтаны. По улицам несли вещи, люди шли по пояс в воде»²³³⁸.

Может, от непогоды, но состояние Владимира Ильича с 20-х чисел июня вновь ухудшилось, а настроение совершенно испортилось. Была, впрочем, для этого и более существенная причина. Он все более убеждался, что лечение приняло сугубо симптоматический характер: сломался зуб – приходил стоматолог, что-то с глазами – появляется офтальмолог, разладился желудок – лечат желудок. И у него складывалось ощущение полной бессмысленности всех этих врачебных визитов, осмотров, процедур и упражнений.

Запись дежурного врача 27 июня: «Как вчера, ничем заниматься не хочет. Всех врачей встречает приветливо, но тотчас спешит с ними попрощаться и бывает очень рад, когда они уходят. Точно так же он относится и к домашним…». Запись 1 июля: «От упражнений отказался… В общем спокоен, лежит на кушетке, но никого не хочет видеть»²³³⁹.