Читаем В якутской тайге полностью

И вот, чтобы в кратчайший срок и с малыми потерями разделаться с нашим сильно пострадавшим отрядом, пепеляевцы решили удивить отсталую и темную Якутию новым «техническим достижением». По распоряжению Вишневского белые стали сооружать своеобразные «якутские танки»: на сани с деревянным настилом накладывали пять — шесть рядов балбах. Таких подвижных укрытий они оборудовали несколько десятков. За каждым из них могли укрыться восемь — десять человек.

Если бы их затея удалась, нам пришлось бы очень плохо. Толкая впереди себя «якутский танк», белые могли безнаказанно вплотную подойти к нашим окопам, забросать их гранатами и броситься в атаку.

Но генеральская изобретательность упустила из виду одно «маленькое» обстоятельство. Груза на каждые сани приходилось не менее ста пудов. И столкнуть их следовавшие за санями восемь — десять человек не могли. Хоть запрягай в них еще пару добрых лошадей. А они представят для наших стрелков прекрасные мишени. Так что и от затеи с «якутскими танками» пришлось отказаться.

<p><strong>ОСАДА</strong></p>

Весь день 16 февраля шла ружейная перестрелка. Она то замирала, то возобновлялась с новой силой. Короткими очередями били пулеметы. И так до самого вечера. Пепеляевцы не наступали.

Спустившаяся ночь также прошла без активных действий со стороны противника. Лишь изредка тишина нарушалась непродолжительными вспышками ружейного огня. Пулеметы почти не стреляли.

Наутро начальник обороны Жолнин сообщил, что белые возводят вокруг нас окопы из балбах. Значит, противник решил взять нас измором. Началась осада, а с ней пришли лишения.

Первое, с чем нам пришлось столкнуться, — это отсутствие воды. Имевшийся небольшой запас льда вышел, и утром 17 февраля мы оказались без кипятка. Нам оставалось пользоваться снегом, но и он находился за окопами.

Днем отправиться на заготовку снега нечего было и думать. Это можно было сделать только ночью, и то с опасностью для жизни. А раненых мучила жажда, они ежеминутно просили воды.

— Дайте пить! Во рту все пересохло… Внутри горит… Дайте каплю воды!

— Товарищи, потерпите до вечера. Воды нет, лед кончился, а снегу сейчас не достанешь — убьют. Белые близко, кругом засели.

Легкораненые смирялись и молчали, а тяжелораненые все время просили пить.

Наконец наступила долгожданная ночь, но, как нарочно, лунная. Из находящейся в юрте резервной части отряда пойти за снегом вызвались два красноармейца. С ними добровольно пошел и пленный унтер-офицер, захваченный при нашем подходе к Сасыл-сысы.

— Разрешите мне пойти вместе с красноармейцами за снегом. Сам поглотаю и другим принесу, — попросился он у меня, и я его отпустил.

Все трое захватили с собой по мешку, вышли во двор и шагнули за окоп…

В лунной светлой мути черные тени ползущих людей выделяются отчетливо. Их, конечно, сразу заметили, открыли сильную стрельбу. Двоих ранило, унтер-офицера убило. Раненые вернулись ни с чем. Пошли еще двое. Опять одного ранило, второй принес снега, но немного. Снег высыпали в ведро, поставили к огню в камелек. Натопилось несколько кружек воды, ее разделили между тяжелоранеными.

Припав пересохшими губами к кружке, они отхлебывали воду маленькими глотками, стараясь продлить удовольствие. Выпили, облегченно вздохнули, но через несколько минут снова стали просить воды. Не утоленная, а лишь частично заглушенная жажда вспыхнула с новой силой, стала еще острее.

Что делать? Чтобы обеспечить воду для всего отряда, нужно много снега. Но, пока светит луна, к нему нельзя подступиться. Враг учитывает наше положение и зорко следит за дорогой к снегу. Луна скроется часа за два до рассвета, а за это время много не натаскаешь.

На наше счастье, в санитарной части оказалось несколько простынь. Из них сшили три белых халата. Это немного, но уже хорошо.

Три красноармейца облачились в белые халаты, выползли за окопы. Все же противник их обнаружил, обстрелял. Мы отвечали залпами. Начался настоящий огневой бой. А три человека в халатах, припав к земле, все гребли и гребли снег в мешки, набивали их потуже, оттаскивали во двор, высыпали в кучу и снова отправлялись за снегом. И так до самого утра.

За ночь успели запасти снега столько, что хватило один раз сварить мясо, да еще осталось по две кружки воды на каждого раненого и по одной на здорового.

Теперь мы научились добывать воду. Но все же за нее приходилось расплачиваться кровью и даже жизнью красноармейцев.

С первых же дней осады остро встал вопрос о продовольствии. Как помнит читатель, выступая из Петропавловского, мы смогли взять продуктов только на десять дней. К тому же в пути из-за отсутствия сена нам пришлось хлеб скармливать лошадям и быкам.

Единственным теперь нашим продовольственным ресурсом был убитый скот, которого, по нашему расчету, должно было хватить на месяц. Однако, несмотря на морозы, вскоре мы обнаружили, что мясо стало портиться. Оказывается, причиной этого были внутренности. Нужно было выпотрошить туши животных.

Перейти на страницу:

Все книги серии Военные мемуары

На ратных дорогах
На ратных дорогах

Без малого три тысячи дней провел Василий Леонтьевич Абрамов на фронтах. Он участвовал в трех войнах — империалистической, гражданской и Великой Отечественной. Его воспоминания — правдивый рассказ о виденном и пережитом. Значительная часть книги посвящена рассказам о малоизвестных событиях 1941–1943 годов. В начале Великой Отечественной войны командир 184-й дивизии В. Л. Абрамов принимал участие в боях за Крым, а потом по горным дорогам пробивался в Севастополь. С интересом читаются рассказы о встречах с фашистскими егерями на Кавказе, в частности о бое за Марухский перевал. Последние главы переносят читателя на Воронежский фронт. Там автор, командир корпуса, участвует в Курской битве. Свои воспоминания он доводит до дней выхода советских войск на правый берег Днепра.

Василий Леонтьевич Абрамов

Биографии и Мемуары / Документальное
Крылатые танки
Крылатые танки

Наши воины горделиво называли самолёт Ил-2 «крылатым танком». Враги, испытывавшие ужас при появлении советских штурмовиков, окрестили их «чёрной смертью». Вот на этих грозных машинах и сражались с немецко-фашистскими захватчиками авиаторы 335-й Витебской орденов Ленина, Красного Знамени и Суворова 2-й степени штурмовой авиационной дивизии. Об их ярких подвигах рассказывает в своих воспоминаниях командир прославленного соединения генерал-лейтенант авиации С. С. Александров. Воскрешая суровые будни минувшей войны, показывая истоки массового героизма лётчиков, воздушных стрелков, инженеров, техников и младших авиаспециалистов, автор всюду на первый план выдвигает патриотизм советских людей, их беззаветную верность Родине, Коммунистической партии. Его книга рассчитана на широкий круг читателей; особый интерес представляет она для молодёжи.// Лит. запись Ю. П. Грачёва.

Сергей Сергеевич Александров

Биографии и Мемуары / Проза / Проза о войне / Военная проза / Документальное

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное