В янтаре (СИ)

В тот день Силко работает, как и обычно. К нему притаскивают одного из химбаронов, который прикарманивал большую часть доли — у Силко слишком много дел, чтобы лично врываться в его дом и устраивать там резню; вместо этого он отправляет пару крепких ребят. Они вышвыривают человека на ковер и отступают чуть назад, сурово наблюдая за тем, как он извивается. Силко откладывает один из отчетов с фабрик, оглядывает мужчину почти рассеянно, еще поглощенный столбиками цифр и сложной статистикой, которая почему-то неумолимо ползет вниз…

И тут Силко натыкается на острый, режущий взгляд. Обжигающий яростью, как самый горячий костер. Человек ему незнаком, хотя и похож чем-то на химбарона. Силко сразу подбирается, чувствует, как от напряжения сводит мышцы, а пленник выхватывает спрятанный под одеждой клинок, похожий на мачете. Молниеносно бросается на охранников, и те даже не успевают отреагировать, когда лезвие вгрызается им в шеи. Широким веером брызжет алое. Силко вскакивает быстрее, чем тяжелые тела падают на пол. В руке оказывается нож, успокаивая ощущением рукояти, знакомой до последней царапинки. Противник застывает напротив, и Силко с легким щекочущим беспокойством понимает, что ублюдок такой же ловкий и быстрый, как и он; мачете тускло проблескивает сталью сквозь кровавую пленку. Специально подосланный наемник, подобранный под него. Все равно что драться с собственной тенью. Кто бы ни пытался убить Силко, он его не недооценивал…

Не успевает наемник сделать легкий танцующий шаг по направлению к ожидающему Силко, на него сверху с визгом обрушивается Джинкс, только синие косы мелькают, вспыхивают. У нее в руке — тоже нож, подарок Силко, хороший, надежный клинок, который Джинкс с яростью вонзает наемнику в лицо, вбивает с размаху. Она воет, как испуганный зверь, бьет снова и снова, в грудь, в сердце, в живот, раскраивает шею, режет, терзает. Наемник мертв еще после первого удара, потому что Джинкс не ошибается, Джинкс всегда метит верно, точно, но она все уничтожает его с такой яростной злобой…

— Джинкс! — рявкает Силко.

Она вздрагивает, оборачиваясь на него; в синих глазах пелена безумия. Силко никогда не повышает на нее голос, но сейчас ее нужно встряхнуть, вернуть назад… Пальцы Джинкс, будто сведенные судорогой, разжимаются, и нож с глухим стуком падает на пол.

Дверь распахивается, в кабинет вваливается Севика, но видит этот кровавый кошмар, видит трясущуюся Джинкс… Силко одними губами выговаривает ей: «Убирайся!», а сам сгребает к себе Джинкс, прижимает ближе. От нее словно разит лихорадочным жаром, она что-то скулит, а звуки катастрофически не складываются в слова. Дверь закрывается, отрезая их от мира, оставляя одних — с этим тяжелым, железным запахом пролитой крови. Джинкс воет в голос, хватается за голову, сдавливая виски, впиваясь в волосы, а Силко твердо, но осторожно берет ее за руки, чтобы она не поранила саму себя; вынуждает посмотреть на него.

— Все хорошо, — шепчет он, — ты меня спасла, Джинкс, ты отлично справилась, ты все сделала верно. Посмотри на меня, видишь, все замечательно, мы оба целы…

Она жмется ближе, но Джинкс уже не такая маленькая, чтобы можно было ее разом всю обнять, спрятать. Силко все равно пытается, гладит по спине, целует в макушку. Он усаживает Джинкс на свое любимое кресло — «трон», как говорила она в детстве — и втискивает ей в руки кружку с крепким сладким чаем, который Силко не допил. Возможно, после пережитого девочке можно было плеснуть и коньяк…

Джинкс пьет мелкими глотками, понемногу успокаивается. За спиной Силко люди Севики выволакивают трупы; все работает слаженно, как механизм. Чуть позже, когда Силко уведет Джинкс куда-нибудь, придут специальные уборщики. Убийства — обычное дело для них, но это покушение разбивает Джинкс особенно сильно, дробит ее разум на осколки — Силко это чувствует. И пытается ее удержать.

— Я п-правда… спасла тебя? — с трудом выговаривает она, глотая слова.

Силко улыбается. Он бы сам с удовольствием разделал наглого ублюдка, но Джинкс не позволила тому и приблизиться на расстояние удара…

Джинкс, которая в отчаянии шептала ему, что она все уничтожает. Что она ранит своих близких, что по ее вине погибают все, кто ей дорог. Джинкс-проклятие, Джинкс-чудовище. Кошмар и убийство.

— Ну конечно, моя хорошая, ты меня спасла, — вздыхает Силко. — Спасибо. Я рад, что ты так обо мне заботишься.

— Нет, я все порчу, я ужасная, это все из-за меня, — частит Джинкс, захлебываясь словами, жутким речитативом. — Все умирают, да, и руки, руки в крови, и все вокруг в огне, и я… и Вай…

— Не говори так. Ты замечательная, — мягко втолковывает Силко. — Ты лучшее, что есть в моей жизни, Джинкс. Не знаю, что бы я делал без тебя.

И она предсказуемо заливается слезами, которые Силко терпеливо утирает вытащенным из кармана платком. Лицо Джинкс все в темных потеках от макияжа, она неловко трогает кожу под глазом, глядит на темные пальцы и нервно улыбается:

— А-а, я теперь прямо как ты…