В январе на рассвете

— Ой, правда? — остановилась вдруг Нюрка, глаза удивленные.

— Ну, конечно же. Вот кончим воевать, прогоним фашистов, снова пойдете в школу, может быть, сама потом на учительницу выучишься.

— Ну, беги, беги, Нюра! — подтолкнула хозяйка дочку и, когда та выскочила в сени, пояснила: — Служилась она, пужаная. Все мы тута пужаные, как же, вот и спужалась. Да вы проходите к столу, ешьте, я вам с собой сготовлю про запас. Вот лампу пошукаю, запалю.

— Не нужно! — сказал Чижов. — Незачем привлекать внимание.

— Воля ваша, — поспешно согласилась хозяйка.

Чижов прошел к столу и, не садясь, стал ломать кусок хлеба, захватил горячую картофелпну-солёнку. Володька тоже ел стоя, не снимая автомат с плеча; второй автомат он положил на табуретку возле себя. Хозяйкаоколо стола кружилась, не находя себе места, смотрела, как партизаны уплетают за обе щеки.

— Дык вы кушайте, не стесняйтесь. Можа, самогонки подать? Тут суседи к рождеству нагнали, припасла я крынку.

— Не надо! — мотнул головой Чижов; с набитым ртом он стоял, не мог прожевать, давился.

— Здорово живешь, тетка! — восхитился Володька.

— Дык уж как бог даст.

— Что, не трогают вас фрицы?

— Дык, как сказать?.. Особливо не теснят. Так вот и живем помаленьку, ладно вроде бы.

— Хорошо живешь, тетка. Не подумать, что и война.

— Дык уж как придется. Не жалуюсь покамест.

— А хозяин где? Да ты не суетись, присядь с нами. — Чижов ободряюще кивнул женщине. — Жив-нет хозяин-то?

— Мужик-то? — Закрутила головой, к печи сунулась, а взгляд — на окно, озаренное печным светом. — А кто ведает, де ён. Ныне-то времечко како: все мужики разбрелись куда попало, никого нема.

— В армии, что ли?

— А можа, и в армии, поди уследи. Дык вы, можа, выпьете, всеж-таки с дороги, с устатку?

— Нельзя — свалимся сразу.

— Ну дык, можа, с собой возьмете, а?

— С собой, пожалуй, не повредит. — Володька глянул на Чижова. — Как говорится, для сугрева в дороге. Ладно, тетка, давай тащи да побыстрее, нельзя нам больше задерживаться.

— Я моментом. И шпига достану, в погребе припрятан.

Женщина набросила на плечи полушубок и выскользнула из хаты. Володька проводил ее рассеянным взглядом, хмыкнул:

— Вот не знает, как угодить. Мировая тетка, а?

— Ага, — кивнул Чижов.

— Ну, вроде поднабил пузо, давненько так не едал. — Распахнув куртку, Сметанин с удовольствием похлопал себя по животу, потом стал поправлять на поясе гранаты. Начал было застегивать на куртке пуговицы, но, взглянув на стол, не утерпел — потянулся за пышкой.

«Так и обожраться можно», — подумал он с усмешкой и вдруг вздрогнул — в хату вбежала запыхавшаяся девочка, остановилась на пороге, испуганно и немо переводя взгляд с одного на другого.

— Ну, девица-красавица! — улыбнулся ей Чижов. — Застудил тебя, наверно, Морозко во дворе? Грейся давай.

— Ой, дяденьки, уходите! — с плачем выдохнула Нюрка. — Уходите быстрее, пока тятька не прибежал.

— Что-о? — шагнул к ней Сметанин, дожевывая кусок пышки.

— Обожди, — остановил его Чижов и взял Нюру за рукав. — Ну, ну, рассказывай, что там с тобой стряслось?

— Да не со мной, дяденька, — торопливо рассказывала девочка. — Уходить вам надо: тятька счас прибежит. Он злой пьяный-то. Они у дяди Игната гуляют, много их тама, с ружьями, убивать вас будут. Я боюся, как людей убивают. Меня мама посылала, да я спужалась, так она сама за тятькой побежала. А мне велела вас сторожить.

— А, вот же стерва! — обозлился Володька и рывком метнулся к окну, на ходу сдергивая с плеча автомат. Стекло запотело, ничего не видно. Прильнул к самому стеклу и тут же огромным прыжком отскочил к табуретке, схватил лежавший на ней второй автомат.

— Немцы!

— Ой, дяденька, страшно, — заплакала девочка. — Они с ружьями, бандитов ловят и убивают. Но вы же не бандиты?

— Не бойся, не бойся, Нюра, — уговаривал Чижов, пятясь назад, уводя девочку за печь.

Сметанин было кинулся к двери, намереваясь выскочить во двор, но там уже раздавались окрики, потом затопали на крыльце и в сенях — дверь широко распахнулась, и в отблесках света, падавшего из отдушины печи, сверкнули стволы винтовок; в хату с шумом ввалилось несколько человек в шинелях полицаев, с повязками на рукавах.

«Ну — влопались!» — подумал Володька.

Он едва успел отпрыгнуть к печке, за которой укрылись Чижов и девочка. В обеих руках у него было по автомату. В левой руке вместе с автоматом он, оказывается, все еще продолжал зачем-то держать пышку. Только сейчас заметив это, он машинально поднес ее ко рту, откусил поспешно, а другой, правой рукой, выпустив вдруг автомат, в то же время рванул с пояса незастегнутой куртки «лимонку», потом, нагнув голову, выплюнул изо рта недожеванный кусок и зубами выдернул чеку из гранаты; вскинув над собой гранату, заорал не своим голосом, срываясь на визг:

— Руки вверх! Подорву счас, сволочи!..

— Н-но, не балуй! — попятился передний.

— Это же тятя, пьяный. Ой, не надо! — заплакала Нюрка.

Замешкались у порога, но сзади уже напирали, поверх голов высунулась винтовка. Володька с силой толкнул Чижова за печку и, падая сам на пол, точно рассчитанным движением швырнул «лимонку» к порогу — под ноги полицаев.