«В институте, под сводами лестниц…» Судьбы и творчество выпускников МПГУ – шестидесятников

А в 57-м году, на третьем курсе, во время практики в пионерском лагере, я подумал, что надо всё-таки заняться чем-то серьёзным, кроме общих размышлений о судьбах мира и игры в футбол. И я решил выучить язык. Взял книжку, как потом выяснилось, одну из самых трудных книг на английском языке – «Айвенго», название которой я читал, как «Ивенгое». Ни одного знакомого слова! Но я проявил удивительное для себя упорство и по страницам начал читать, читать… Некоторые английские слова из той книжки сидят в голове до сих пор… Вообще, говорить я могу по-английски, по-испански и ещё на паре-тройке других языков. Если прижмут к стене – могу говорить и по-французски.

У нас было свободное распределение: желающих пойти в школу было больше, чем вакансий. И я стал работать сначала в Музее революции, потом в Историческом музее. Тогда в аспирантуру невозможно было сразу поступить, надо было сначала поработать. Вот я и работал. В армию меня не взяли по причине невозможности обнаружить противника в связи с почти полным отсутствием зрения. Меня даже не довели до глубокого мальчишеского шока – раздевания на медосмотре в военкомате. Только посмотрели на глаза и сказали с чувством глубокого огорчения: «Иди отсюда». А по нынешним временам могли бы и взять… А потом я, действительно, поступил в аспирантуру Института мировой экономики и международных отношений. Но это уже совсем другая песня.

В. Лукин

Я полюбил институт на всю жизнь, хотя и не сразу. Молодость отличается тем, что, казалось бы, дни идут медленно, скучно. А потом, задним числом, оказывается, что они шли вовсе не медленно и не скучно, а наоборот. И это было хорошее время и замечательный институт. Замечательным он был по многим причинам. Во-первых, в нём было значительное количество талантливых людей, с которыми я, как человек общительный, подружился. Причём, тогда в отношениях было больше бескорыстия, бессребренничества, романтичности и наивности, чем сейчас. Что же касается других прекрасных свойств этого института, то в него ссылались опальные и полуопальные преподаватели, благодаря которым не прерывалась тоненькая ниточка культуры и цивилизации, протянувшаяся сквозь ужасные времена дикого, воинствующего, агрессивного, талибского бескультурья, которое проявлялось с разной степенью интенсивности все 70 лет советской власти.

О «хорошем» Ленине и «плохом» Сталине