О своей комнате Вахнюк пел: «Мы живём одной семьёю. Все-любители стихов. Нас не двое и не трое – четверо холостяков!»
Вахнюк, наделённый исключительной памятью, часто цитировал наизусть своих друзей по МГПИ, помнил ранние песни Кима, которые тот сам давно не исполняет, студенческие поэтические опыты Коржикова, Ряшенцева, Кусургашева…Б. Вахнюк запомнил прекрасные стихи И. Склярова: «Даже солнце бы померкло перед горем, что стряслось… Но гляжу сегодня в зеркало: странно – нет седых волос! Слушай, друг, оставим жалобы, это боль – ещё не боль, что-то есть сильнее, стало быть, чем нескладная любовь».
Была у Склярова ещё одна песня: «Не грусти, не грусти, не грусти, сердце в горькой тоске теребя! Ты меня, дорогая, прости, что целую тебя, не любя. Ты мечтаешь о нежной любви, ищешь ласковых, трепетных встреч. Я ж весеннюю свежесть в крови не сумел для тебя уберечь. Если хочешь, в обиде вини, можешь с тайным укором глядеть. Только холодно прочь не гони, дай иззябшую душу согреть». «18-летний сопляк писал! – восхищался Борис Савельич. – Это же романс шикарный! Я сочинил мелодию, и мы пели её на всех концертах. Сейчас отдать попсе – был бы шлягер. Игорь уехал в Дагестан, женился на своей ученице, а потом следы его потерялись…»Кажется, они все в студенческие годы искрились счастьем, ощущением полноты жизни. Их песни и стихи – жизнерадостные, озорные. Вот песенка «Поздно ночью на бульварике»,
сочинённая, кажется, Ю. Кимом и исполненная в одном из обозрений. Этакая куммулятивная песенка по типу «Десять поросят пошли купаться в море». Или басня, написанная Вахнюком на сюжет албанской сказки, рассказанной студентом-албанцем Камилем Буджели. Сюжет действительно уморительный и текст озорной. Про то, как старая жена и молодая любовница выщипывают у героя песни волосы.Современным студентам очень нравилась в исполнении Вахнюка юмористическая песенка в латиноамериканском стиле, «коллективное дитя» нескольких авторов, про которую Вахнюк рассказывал: «Прибилась к нашей комнате песенка, носившая на себе печать веков, разных наслоений. Мы её причесали, пригладили».
И получилась музыкальная история с известным сюжетом: юноша влюбился в молодую красавицу, которая при ближайшем рассмотрении оказалась старухой с искусственным бюстом, протезом и т. п. Вахнюк пел эту песню «молодым голосом», с мексиканскими руладами на радость слушателям.В зрелых стихах Борис Вахнюк запечатлел образ поэта-диссидента Ильи Габая, соседа по общежитию. Реальный случай, когда Габай во время очередных посиделок за неимением словесных аргументов выкинул из окна общежития казённую тумбочку, лёг в основу стихотворения-посвящения Габаю, в котором за лёгкостью формы – боль и горечь. «Поэт, очкарик, книгочей – за тридцать лет до дыр озонных мы были выше всех вещей, тем более вещей казённых. Что груз годов непрожитых! Что непрочитанный философ, – у общежития святых ответов больше, чем вопросов. И больше грусти, чем острот, хотя стакан по венчик налит. Зато чернавка у ворот на это раз не нам сигналит. А завтра – всё наоборот? И, наплевав на провиденье, избрать себе из всех свобод одно свободное паденье туда, где вечно ясен свет, где спит Пегас, своё отцокав, где, как ни вглядывайся, нет посмертно изгнанных пророков?.. Над тёплым пеплом бытия, туда, где лики, а не лица, летит пророк Габай Илья и всё никак не приземлится».