В интересах личного дела

– Она вышла из окна своей квартиры. За неделю до этого выписалась из клиники. Все было хорошо, врачи обещали стойкую ремиссию. Ее психиатр заверил, что повторения приступа ждать не приходится, состояние стабильное. Утром того страшного дня она проснулась, позвонила мне. Шутила, смеялась, планировала ближайшие выходные. Говорила, что соскучилась, собиралась в магазин. А после возвращения, разложив продукты по полкам холодильника, встала на подоконник и… Двадцатый этаж. У нее не было шансов…

– Она оставила записку?

– Нет.

– Мог кто-то…

– Выбросить ее из окна? – перебил Звонарев, впервые глянув на Варю с интересом. – Кто? Степанов?

– Почему сразу Степанов?

– У нее был на него компромат. Вернее, на его сына.

– Компрома-ат?! – протянула она потрясенно. – Какого рода?

– Я не знаю. Все в прошлом. Не хочу об этом.

Он холодно глянул на нее, и Варя поняла, что Звонарев врет. Он все знает, но ни за что не признается. Может, потому, что сам боится за свою жизнь. Или не хочет ничего ворошить.

– Обстоятельства ее гибели расследовались? – спросила Варя, когда они медленным шагом двинулись по дорожке в глубь парка.

– Смеетесь! – зло фыркнул Иван. – Она же была кем? Сумасшедшей! Только вернулась из психушки, где часто проходила лечение. Кто станет расследовать причины ее самоубийства? Следов борьбы нет. В квартире все чисто, никаких посторонних отпечатков или следов обуви. Только Танины.

– Она жила одна?

Он отвернулся, не ответив, обогнал ее на три шага и снова пошел медленно.

– Вы сказали, что она шагнула из окна двадцатого этажа, а квартира ваших родителей… – напомнила Варя, догнав его.

– Я знаю, на каком этаже живу, – грубо оборвал Звонарев. – Она жила отдельно. Снимала квартиру в новом доме на Михневской. Точный адрес не назову, знаю направление. Да и что вам ее адрес! Ее нет уже год. Квартира наверняка давно сдана другим жильцам. Или вообще продана.

– Сначала вы сказали, что она давно умерла. Как это понять?

– Она умерла, когда ее заперли в морге. На ночь! Больше я ее никогда не видел прежней. Родители этого не пережили…

Иван замер в центре дорожки со сгорбленной спиной и опущенными руками. Он показался ей стариком.

– Она жила одна? – Варя повторила вопрос, на который он так и не ответил.

Она подошла к нему почти вплотную и заглянула в лицо – бледное до синевы.

– Иван! Почему вы молчите?

– Я не знаю, – помявшись, ответил он и увел взгляд в сторону старых кленов. – Намекала на что-то, но я, честно говоря, не верил. Думал, она того… Выдумывает. Заболевание, все дела… Но в ее квартире потом были найдены следы присутствия мужчины. Что странно: зубная щетка, тапочки, бритвенный прибор – все новое, только из упаковки. Я и подумал тогда, что мужчина – плод ее больного воображения. Так и следователь сказал. Искать никого не стали: ни мужчин, ни причин, побудивших ее умереть. Она же сумасшедшая…

– Климов, я созвонилась со следователем, который выезжал на адрес, где покончила жизнь самоубийством Татьяна Иванова.

– И? – отозвался он меланхолично, что-то пережевывая.

– Он меня ждет. – Варя глянула на часы. – Уже через десять минут. Я подъезжаю.

– Зачем тебе ее самоубийство, Воронова? – тяжело вздохнул ее начальник. – Она была больным человеком. И…

– Я поговорю со следователем, ага? – разозлилась Варя.

Жует! А она и обед пропустила, и к ужину домой вряд ли вернется. Климову Варя не сказала, но она собиралась навестить хозяев, у которых Иванова снимала жилье. Их адрес должен быть в протоколе.

– Конечно, адрес имеется. Как без него?

Следователь – Сергей Николаевич Корнев – показался ей очень приятным и даже милым человеком. Сразу пригласил к себе в кабинет, хотя уже выходил из отделения. Предложил чаю и даже распаковал коробку конфет, которую точно нес домой.

– Вот и адрес, и телефон. Можете позвонить. Ехать через всю Москву сейчас!.. До полуночи в пробках проторчите.

– Спасибо. – Варя глянула на него признательно и, сунув листок в сумочку, снова схватилась за горячую кружку. – Сергей Николаевич, а вы помните это дело?

– Помню, конечно. Не так часто с двадцатого этажа женщины выпрыгивают. На моем веку в полиции всего второй такой случай.

– Почему выпрыгивают?

– Тело лежало очень далеко от того места, где должно было, если бы она просто шагнула с подоконника.

– То есть ее могли выбросить?

– Могли. Но кому это надо? Женщина была нездорова. Заключение экспертов имеется. Ее брат подтвердил, что она жила одна. Вы конфетки берите, не стесняйтесь, Варя. – Сергей Николаевич ласково улыбнулся.

Он все сильнее казался ей мягким, уютным дядечкой. С таким, как он, славно жизнь доживать, покачиваясь в кресле-качалке перед камином.

– Спасибо. – Она стащила из коробки еще одну, пятую по счету конфету. – Ее брат утверждает, что в квартире были обнаружены следы мужского присутствия. Зубная щетка, тапочки, бритвенный прибор.

– Да, помню. Все новенькое, только что из магазина. Даже чек нашли в мусорном ведре и упаковки. Думаю, это было ее мечтой, – с легкой печалью обронил следователь. – Всего этого хотелось в жизни, но не срослось. Одна она жила. И ждала мечту…