В интересах личного дела

– С того дня все в ней сломалось. Ее представления о добре и зле, о черном и белом. Она неделю рыдала и восклицала: «За что»… Это мне мой предшественник рассказал, когда передавал дела. Я тогда не работала.

– Он позволил ей рыдать неделю? – изумился Климов. – Почему же не успокоил?

– Имеете в виду – медикаментозно?

– Да. Именно!

– К таким, как Таня, он применял очень щадящие методы лечения. Прекрасно понимал: если начать с чего-то серьезного, обратного пути не будет. Ему хватило недели, чтобы понять: Таня не справится. Ее родители дали согласие.

– И с тех пор она постоянный ваш пациент?

– Да. Периодически она к нам возвращалась. Выгляну в окно, а Таня с сумкой на скамеечке сидит, словно не решается войти. Всегда на скамейку усаживалась, невзирая на время года и погоду, даже в дождь. Павел, может, чаю?

Чая Климов не хотел. Он бы с удовольствием съел сейчас хороший трехслойный бутерброд: обеденное время миновало, а у него во рту крошки не было. Все из-за Варьки! Она умчалась по делам, а он без нее не любил ходить в столовку.

Отказываться было невежливо, да и вопросов еще много.

– Можно и чаю, – согласился он с улыбкой.

Павел думал, что поступит распоряжение секретарше, но Нина Васильевна вдруг принялась хлопотать сама. Через пять минут на низкий столик встала ваза с шоколадными вафлями и конфетами без обертки, блюдце с кексами и чашка с огненным чаем.

– Спасибо, – благодарно глянул на главврача Климов. – Честно? Это очень кстати.

– Я услышала, как урчит у вас в животе, – с приятным смехом ответила она, снова усаживаясь напротив. – Наверняка остались без обеда, отправившись в нашу клинику.

– Да. Точно. – Он схватился сразу за чашку и кекс, забубнив с набитым ртом. – Как часто случались ее визиты, Нина Васильевна?

– Раз в квартал обычно. Реже – бывало. Чаще – никогда.

– Она всегда сама приходила?

– Д‐да… – с легкой заминкой ответила Нина Васильевна и задумалась. – Кроме одного случая. Было это… Точно не припомню, но могу посмотреть по истории болезни. Ее тогда привезли по «Скорой». Какой-то неприятный казус вышел на улице. Кто-то вызвал полицию. Они проверили ее документы, пробили по своим каналам, а она стоит на учете. Вот «Скорую» и вызвали. Таню насильно привезли сюда. Это случилось… всего один раз, и было страшно! Я ее никогда такой не видела. Она провела у нас много времени после этого случая. Мы держали ее месяцами. Формально оформляли выписку через месяц и снова госпитализировали. Так положено. Но на самом деле она отсюда не выходила полгода.

– Кто-то навещал ее?

– Да. Брат, друзья. Родителей к тому времени уже не было в живых.

– А как узнать имена ее друзей, которые ее навещали? Вы регистрируете посетителей?

– Тех, кто проходит в палату, – непременно. Но… – она растерянно глянула и развела руками, – прошло так много времени. Журналы хранятся год.

Климов поник, замер с чашкой у рта.

– Может, вы кого-то из посетителей знали в лицо или по имени? Понимаю, это маловероятно, но вдруг?

Чай в чашке закончился, трех кексов как не бывало. Еще от одной чашки Павел отказался, исследуя лицо главврача вопросительным взглядом.

– Конечно, если бы это были люди посторонние, я бы никогда не запомнила. Прошло уже…

– Четыре года, – подсказал Павел. – Тот случай, когда Татьяну привезли по «Скорой», произошел как раз четыре года назад. И… И имел последствия. Не в виде ее госпитализации, а… Начали погибать люди через год после ее смерти. У следствия есть мнение, что кто-то мстит за Татьяну Иванову.

– Боже правый, кому же за нее мстить?! – ужаснулась Нина Васильевна, и ее миловидное лицо сделалось белым. – Родителей нет в живых. Брат – не тот типаж. Я в этом смыслю, уж поверьте. Ее друзья – уважаемые люди. Коллеги, можно так сказать.

– Коллеги? – насторожился Климов. – Ваши коллеги или мои?

– Мои, конечно. Я, собственно, по этой причине и помню их имена. Часто общались после того инцидента. Особенно с доктором Степановым.

– Степанов навещал Иванову в вашей клинике? – Климов оторопел. – И как часто?

– Достаточно часто. До того момента, как она выписалась в последний раз. А случилось это за три-четыре месяца до ее гибели. Могу поднять историю болезни и уточнить…

Историю болезни принесли. Даже нашелся один из журналов посещений двухгодичной давности, совершенно случайно завалявшийся в архиве.

– Надо же, как вам везет, товарищ майор, – удивленно качнула головой Нина Васильевна, листая журнал. – Именно из женского отделения. Удивительно… А вот и наши постоянные гости, которые навещали Таню. Пожалуйста…

Он внимательно изучил те страницы, которые совпадали со временем лечения Ивановой в клинике, и запросил копии.

– Знаете, я под вашу личную ответственность вам этот журнал вручаю, – торжественно объявила Нина Васильевна. – К тому же его уже не должно быть. Из архива эти вещи спустя год извлекаются и подвергаются утилизации. Это просто чудо, что он сохранился.

Климов взял в руки обернутый бумагой журнал. Его он приобщит к делу, которое обрастало деталями, как снежный, катящийся ком с горы.