В интересах Революции

На то, чтобы просто прокормить мать и сестру лейтенантского жалования еще худо-бедно хватало, но мать мечтала о выгодном замужестве для дочери, а для того нужны были наряды и приданное — ибо какой «благородный мужчина» посмотрит на полунищую замухрышку? Сам Кержан полагал, что будущему мужу достаточно быть просто достойным и в меру обеспеченным человеком — да хоть бы как Наиль, никогда не упускавший случая заглянуть к начальнику домой. Но сестра ухаживаний сержанта не принимала. Хуже того, по всем признакам она тайком водила романтику на стороне: каждую неделю отлучалась из дома неизвестно куда и возвращалась с горящими щеками и мятыми юбками, а пару раз Кержан находил на подоконнике пепел от сожженных записок. Мать, к счастью, ничего не замечала, а он, после нескольких попыток завести серьезный разговор, только зубами скрипел: объяснять что-то своевольной пигалице было бесполезно.

«Потом хоть колесом катись, раз голова пустая, но пока мать жива — ни с каким проходимцем брака не одобрю», — в конце концов, заявил он в сердцах. — «А попробуешь сбежать — из-под земли достану и назад за шкирку приволоку, как кошку гулящую, а милый твой в остроге кончит. Все поняла?»

Быстро, конечно, пожалел о сказанном: как бы она порой не выводила его из себя, сестру Кержан любил и желал ей счастья…

Но позволить юношеским фантазиям разбить матери и без того нездоровое сердце — не мог.

Сестра серьезность угрозы поняла, обиделась и стала держаться осторожнее прежнего. Кержан пожалел о вырвавшихся словах второй раз: на-гора выследить ухажера не удалось — а всерьез заняться слежкой за сестрой не позволяла ни служба, ни необходимость скрывать происходящее от матери.

Многое, слишком многое приходилось скрывать: дома — одно, на службе — другое…

Мысль об обеде не вызывала ничего, кроме отвращения. Кержан брел по набережной, обливаясь потом, хотя день для конца осени выдался прохладный. Кирбитовые големы у моста смотрели на прохожих разноцветными стеклянными глазами; иногда ему казалось, что пройдет еще немного времени — и он полностью превратится в одного из них, станет безмозглой королевской куклой…

И никто не заметит.

Даже он сам.

В его жизни не было яркого чувства или большого дела; сердце заставляла биться чаще лишь донимавшая ночами лихорадка. Против воли он завидовал сестре, завидовал Наилю в его простоте и самоуверенности. Даже таким пройдохам, как Ширвен, которых делали счастливыми полный стакан и туго набитый кошелек.

«Но теперь старый лис мертв», — напомнил себе Кержан. — «А твоя работа — найти тех, кто помог ему в этом».

Он промокнул лоб и заставил себя идти быстрее.

На углу за лавкой булочника — когда до дома оставалось каких-то полста шагов — его вдруг потянули за рукав.

Кержан обернулся и увидел паренька лет десяти, слишком хорошо одетого для местного.

— Сэр, у меня к вам поручение, сэр, чрезвычайной важности, — зашептал мальчишка, привстав на цыпочки и показав на миг золотую гербовую булавку. — От сэра Пирека. Приходите после заката к фонтану Дочерей, я провожу вас. Оплата будет щедрой. Но сохраните все в тайне…

Тысяча мыслей, наскакивая друг на друга, пронеслась в голове Кержана за мгновение перед тем, как он ответил согласием.

* * *

Он пришел немного раньше, пока стрелки башенных часов еще только ползли к половине девятого, а закатное солнце еще расцвечивало мраморных девиц в золотые тона — но мальчишка уже поджидал его, слоняясь по площади будто бы без дела.

— Я пришел один. И не болтал лишнего, — сказал Кержан чистую правду. — Веди!

Сэр Пирек — если он, конечно, имел отношение к делу — приходился двоюродным братом самому герцогу Ремлану, а таким людям не отказывали. Если же все от начала и до конца было ложью… Что ж: отказаться или сразу начать играть против правил значило упустить нить, упавшую к нему в руку; охотнее Кержан сунул бы голову в петлю. До последнего он думал, не предупредить ли о странном поручении хотя бы Наиля — но, в конечном счете, решил, что лучше помощнику оставаться в неведении. Заметят слежку, мальчишка дернет в переулки — и все, ищи-свищи!

А делиться заработком в случае, если б все подозрения оказались напрасны, пришлось бы.

«Не так ли рассуждал Ширвен, когда попался в ловушку?» — подумал Кержан с мрачной усмешкой на губах шагая по улице. Возможно, у него с покойным сержантом было больше общего, чем хотелось бы думать…

— Сюда, сэр. — Мальчишка подвел его к двери и пустился бегом в ту же сторону, с какой они пришли.

Кержан осмотрелся. Хотя посыльной и водил его кругами, он примерно знал, где находится, но о хозяевах дома, у дверей которого оказался, никогда не слышал. Фасад, некогда богато украшенный, имел запущенный вид: лепнина осыпалась, краска облезла. Только язычок чудного дверного молотка в форме козлиной головы был отполирован частыми прикосновениями.

Кержан постучал. Спустя несколько минут появился лакей, который, наконец, впустил его и повел вглубь дома по длинным неосвещенным коридорам.