В интересах Революции

Последнее, что сумел сделать тогда Кержан перед тем, как отключиться — это избавиться от мундира, потому с виду мало отличался от остальных пострадавших, найденных на улице — но лекарь не мог не обнаружить под рубахой полицейский амулет. Однако все же занялся его раной, и не просто спас ему жизнь — но приладил к плечу, насколько это было возможно, стоивший целое состояние кирбитовый протез, снятый с тела одного из убитых богатых горожан. Кержан считал — и не зря — себя должником, но Док ни разу не просил серьезных ответных услуг; только иногда, по мелочи: вызволить мальчишку, обвиненного в мелком воровстве, из острога, или надолго отправить туда рыбака, покалечившего жену и угрожавшего дочерям…

Чтобы поддерживать протез в рабочем состоянии, Кержану пару раз в месяц приходилось захаживать к лекарю, и со временем между ними завязалось что-то вроде осторожного приятельства. Поэтому с призраком в ловушке и смятением в душе Кержан, почти не задумываясь, направился к нему и оторвал от позднего ужина, часть которого теперь здоровой рукой под благодушным взглядом хозяина запихивал себе в рот. Док мог помочь допросить призрака и просто мог помочь советом…

— С протезом дело обстоит не хуже, чем раньше. — Результатами осмотра Док остался удовлетворен. — Я дам тебе свою рубашку и перчатки: по размеру не очень, но до дома дойдешь.

— Я думаю, что это все очень скверно пахнет, Док, — сказал Кержан, прожевав. — Герцогские булавки не попадают к кому попало; и мало найдется дураков выдавать себя за людей Ремлана без его дозволения. Он занимается военными поставками, состоит в родстве с Его Величеством, повсюду у него свои люди… Скверно, очень скверно.

— Но ты-то здесь причем? — перебил Док. — Случайность?

Кержан дернул здоровым плечом:

— Наверное.

— Вчера в порт зашли четыре баржи Ремлана, — задумчиво продолжил Док. — Одна из них точно — с пулями для гвардии Золотого острова. Тоже случайность?

— Хотелось бы так думать! — Кержан выложил на стол ловушку. — Так ты поможешь с допросом?

— Не вижу причин отказать. — Док неторопливо принялся убирать посуду, расчищая стол. Все на свете он делал с поразительной основательностью.

Кержан подумал, что Док, пожалуй, самый удивительный человек из всех, кого он встречал — и поразился этой мысли. В конце концов, старый лекарь в порту просто делал свою работу, делал ее хорошо и там, где она была нужнее всего. Скорее стоило бы удивляться, что все остальные живут иначе!

Наконец, ловушка была помещена в пентаграмму и окурена дымом.

— Готов? — Дожидаясь от Кержана кивка, Док прыснул на ловушку водой. Через мгновение в кухне, отфыркиваясь, появился Баффет.

— Между плочим, я пледпочитаю эль! — заявил призрак.

— Ты уже покойник, Баф, так что предсмертной чарки тебе не полагается, — сказал Кержан. — Но «пожить» еще сможешь — если расскажешь все, как есть.

С легким недоумением он понял, что в самом деле почти не злится и готов отпустить призрака, если тот объяснится. Баффет Уолбридж не дружил с законом ни при жизни, ни после смерти, но прежде никогда не пакостил людям по-крупному: его сложно было принимать всерьез.

— Так как насчет поговорить? — спросил Кержан.

Баффет таращился на него во все глаза; не на него, как запоздало понял Кержан, но на его искусственную руку, едва прикрытую обрывками рубашки.

— Ты сумасшедший, — наконец, сказал призрак на удивление внятно. — Она не твоя… Магия плохо подогнана. Эта штука убивает тебя. Быстро.

— Я знаю, — кивнул Кержан. Боли, бессонница, лихорадка давно уже стали его постоянными спутниками; лекарства отбивали аппетит и вкус к жизни, а толку от них было чуть.

— Так что ж тебе не живется по-людски? — возмутился призрак. — Подумаешь, рука!

Странно мертвецу, подумал Кержан, удивляться тому, что кто-то не дорожит жизнью больше всего на свете. Или же наоборот — мертвецу было виднее, чем стоит дорожить?

— Ты сумасшедший. Или идиот, — не унимался призрак.

— Твое беспокойство о моем здоровье выглядело бы куда убедительно, если бы час назад твои подельники не пытались меня убить, — заметил Кержан. — Но ты прав. Однорукому жить лучше, чем маяться так, как я. Вот только с одной рукой меня уволят со службы — а ветеранской пенсии не хватит на то, чтобы содержать мать и копить приданное сестре; понимаешь? Откровенность в обмен на откровенность, Баф! Что за «интересы революции», ради которых нужно было меня убить?

— Секлет, — серьезным тоном сказал призрак.

— Ладно, меня: мы с тобой кто угодно, но не друзья, — продолжал Кержан. — Но старый лис Соломон? Его смерть ведь твоих рук дело, не так ли?

При упоминании Ширвена призрак заметно помрачнел, но промолчал.

— Он просто мелкий жулик, Джад, — вмешался Док. — В его гнилой душонке ничего, кроме жадности и подлости. Не сомневайся: ему просто заплатили, не посвящая в детали. Давай развоплотим его и займемся уже делом.

Угроза так подействовала или обвинение, но призрак дернулся, будто от пощечины.

— Правда твоя, Док… — протянул Кержан. — И все же меня всегда занимало: зачем призраку деньги? Просто по привычке, а, Баффет?