Понтуешься при мне? Да чтобы тебя
Грозой разразило по самые гланды!
Ступай-ка в лупанарий,
где пахнет лавандой.
И тебя, и подобных возьмут,
Внаглую употребя.
Томится вечерний бульон.
Булькает, как вулкан.
Чего тормознула?
Страшишься иль взбрыкнула?
Думать хотелось, что меня обманула?
Жаждал с тобой целоваться,
Но чу! Идёт сводник-пахан.
В буфет лупанария полногрудых
Набирают вместе с посудой.
Но где ты? Всюду реет дым.
Пахан, огонь, она
(Всё столь же юна).
А я стою меж них двоих
В ревущем пламени и дыме.
И всеми силами своими
Молюсь за них, как за родных.
Зимний вечер, даже не февральский…
РОМАНС
Зимний ветер вышибает слёзы,
Как шпана у школьника – рубли,
Как стихи – истории у прозы,
Или камикадзе – корабли.
Так не стой на месте, обезвожен
Будто бы январская река,
Торопись домой, чудак-прохожий!
Там растопишь снег с воротника.
Собери по капле дар случайный,
А сумеешь, так и сбереги,
В старом сердце или чашке чайной,
На краю безжалостной пурги.
Зимний вечер, даже не февральский,
Даже без чернил и без свечей,
Выдавит (не сильно – мало-мальски)
Грусть и слякоть из моих очей.
Грохотать никак не хочет слякоть,
В этом тоже кроется печаль:
В январе мокрот глазная мякоть
Выдоит немного – не февраль.
Не навзрыд течёт вода – по капле.
Сердце постарело или вдруг
Ложка чайная вконец одрябла –
Капель (как даров) не соберут.
Если бы февраль уже кончался,
Или март-апрель пришли во двор,
Вот тогда бы снег не удержался!
И чернильным хлынул форс-мажор.
Троя, из которой родился Рим
АВГУСТ
Елена, смотри, уходящее лето,
Как пьяный поэт собирает окурки.
Мучительный зов не находит ответа,
На солнышке сохнут апрельские шкурки.
Любовник не новый, за то и гонимый,
Жужжит над увядшим цветком подсознания
Как грешные мысли в ушах пилигрима
А ночь распустилась тигровой геранью,
А небо, Елена, такое, что лучше
Не будет уже до скончания века
(Осталось недолго). Елена, послушай,
Тебе не хотелось убить человека?
И мне не хотелось.
Завянет под утро
Полночный цветок, ну, а там уже осень.
Под плюшевым пледом Гомер с «Камасутрой».
О том, что случится, мы их и расспросим.
Что нового скажут былые кумиры?
В глухом городке не отыщешь пророка.
Кончается август. Мы наги и сиры.
О том, что грядёт, позабудем до срока.
ТРОЯ, ИЗ КОТОРОЙ РОДИЛСЯ РИМ
Елена, ты чудо! Тигровой геранью
Цветёт твоя прелесть в ночи. Ты под утро –
Само мирозданье. Моё ж подсознанье
То любит Гомера, то чтит «Камасутру».
Я знал твоего предыдущего мужа,
Но совесть нисколько не гложет сознанье.
Пусть даже попытка не будет уклюжа,
Но я обеспечу ему выживанье.
Не так? Ты желаешь убить человека?
Ты жаждешь, чтоб мы в поединке сошлись?
Случайность нелепа. Короткого века
Себе не желаю. Елена, окстись!
Что ж, выйду на бой. Ухмыльнусь ядовито.
И, если соперник поранит меня,
Другая подруга (сама Афродита!)
Спасёт мою личность, собой заслоня.
Я вижу, ревнуешь. И грешные мысли
Тебя разогрели. Ты губы изгрызла.
А город, откуда со стен ты взираешь,
Совсем не глухой. Ты ведь Рим порождаешь.
Елена, ты чудо, но прозвищ чудесных
Тебе я не стану от «чуда» клепать.
Любые эпитеты вряд ли уместны.
А лучше, чем есть, никому не создать.
Я знаю, что только Прекрасною может
Быть та, чей супруг в Менелаях ходил.
Гомер устарел, Камасутру разложим.
Надеюсь, не стар, и ещё хватит сил.
Девятый класс – я сделан из кремня
Первый снежок – в горле морозный нож.
Чёрный ледок – вывернешь сам карманы.
Но всё равно уже не уйдёшь
Отсюда, где вместо вчерашних луж
Голые трубы судьбы, её барабаны.
Только и остаётся встать в уголок
Слушать слепое сердце, забыв о боли
Закуривать не спеша, припоминать урок
Скольжения по наклонной (типа с небес в барак).
Это девятый класс, это физика, что ли?
Жизнь оказалась длинной, о чём сказать –
Нет, не заслуга. Но ведь и впрямь длиннее
Мига, которой нужен, чтоб тенью стать,
Или шагнуть вперёд и скользить, скользить –
Тысячу раз проклятая затея!
Девятый класс – я сделан из кремня.
Крутой пацан – есть повод восхититься.
Шпынял я всех, кто младше был меня.
И в чьих карманах можно поживиться.
Я пропускал уроки – я ж крутой!
Я физику игнóрил однозначно.
Я в школу мог явиться вдрызг бухой.
Катиться по наклонной было смачно.
Курил я дико, словно паровоз.
А к вечеру в барак свой возвращался,
И начинался перед сном психоз:
Я в небеса взлетал, с землёй прощался.
Жизнь изменилась пару лет спустя.
Без боя перестали раскрываться
Карманы. Но не вышло у меня
С фантазиями вовремя расстаться.
С призраком говорю…
Нужно было пройти
вечности (говоря
честно, всего пяти
сменам календаря),
чтоб я посмел спросить
о чём-нибудь призрак твой.
Но это словно такси
ловить на передовой:
просто нелепо,
да
и вариантов нет –
знаю, что, как всегда,
ты промолчишь в ответ.
С призраком говорю
Целую вечность я.
Пусть я сейчас хитрю,
Бог мне один судья.
Я ведь ещё ничего!