В Иродовой Бездне. Книга 3

Никто из шорцев не соглашался сопровождать Леву. Под разными угрозами председатель сельсовета заставил одного молодого коренастого жителя быть проводником Левы, и они поехали. Это было необыкновенное путешествие, которое Лева не может забыть всю жизнь.

Сверху низвергался в порывах ветра какой-то снеговорот, снеговодопад. Все кругом было залито водой, вся одежда на них быстро промокла и обледенела, превратилась в панцирь.

Они ехали уже не по болотам, а по какой-то снеговодной равнине. Местами вода доходила лошадям до брюха. Ветер выл, руки, державшие поводья, коченели от холода. Казалось, оступись лошадь, и гибель неминуема. Но в душе Левы не было страха. Он уповал на Того, без воли Которого и волос с головы не упадет. Наконец, после долгих усилий, продрогшие до костей, они добрались до лагеря: Лева благополучно, но проводник едва не погиб: лошадь, споткнувшись, повалилась и придавила всадника, окунув его в ледяную воду. Лева был рядом, подал ему руку и помог не захлебнуться. Проводник побежал греться и сушиться в барак охраны, а Лева в свою амбулаторию.

— Топи, топи жарче печь! — закричал он санитару. Сам он раздеться не мог, руки закоченели. Замерзший, обледенелый бушлат был как панцирь. Санитар не без труда стащил его с Левы и помог снять промокшие ватные брюки.

Лева с наслаждением отогревался около жарко горящей печки. И после этого — ни кашля, ни насморка, ни недомогания: здоров!

«Слава Богу! — думал Лева. — Видимо, я еще нужен Ему, и Он хранит меня».

Об этом путешествии Лева кратко написал в письме к родным и, описывая, говорил, что оно напомнило ему некоторые эпизоды из книга Жюля Верна «Дети капитана Гранта».

Лева продолжал трудиться, но в минуты отдыха он тосковал по близким, по вере, по любимому пению, музыке, родным гимнам. Лишь иногда встречи с братом Жорой — скрипачом, давали ему отраду.

Наступило тепло. Лето было сырое, но все же солнце радовало людей. Леву назначили в другую, новостроящуюся колонну, где он должен был организовать работу в санчасти. Переезжая, он захватил в большом ящике-сундуке не только свое обмундирование, постель, книги, но и целые пачки записей, истории болезней, которые он вел, надеясь в будущем использовать их для разработки тех или иных медицинских вопросов.

Лева ехал на подводе в сопровождении конвоира. Их догнал тарантас, в котором сидел, видимо, еще молодой, но с длинной бородой человек.

Около него пожилая женщина.

— Кого везешь? — обратился он к конвоиру.

— Фельдшера перевозим на новую колонну, — ответил охранник.

— А, вы фельдшер, — сказал бородач. — Подойдите ко мне. Я ваш новый начальник санчасти. Еще вот знакомлюсь, принимаю дела, а там расставлю фельдшеров, как лучше, и проверю, правильно ли вас направляют. А что это у вас за сундук? Не приданое ли?

— Нет, не приданое, — усмехнулся Лева. — Там мои книги, записи — самое дорогое.

— Вы бывший студент?

— Нет, не студент, просто фельдшер, но надеюсь, буду студентом.

— Это хорошо, — сказал начальник. — А вот познакомьтесь: это новый старший врач лагеря, — сказал он, указывая на пожилую женщину.

Лева поклонился. Тарантас двинулся дальше. Леве стало как-то грустно. Ему стало жаль старого начальника санчасти доктора Андриянова. Ведь он хорошо к нему относился! И вообще был хорошим начальником-врачом. Сняли его или он сам ушел — это оставалось неизвестным. Конвоир сказал, что в ближайшей колонне они будут обедать. Когда подъехали к этой колонне, люди уже пришли с работы и, поужинав, сидели у бараков. Едва Лева вошел в зону, как раздались голоса:

— Доктор, доктор! Наш доктор!

Здесь, оказывается, находились узбеки, казахи, несколько месяцев тому назад отправленные из лагеря, где был Лева. Все они с криками бросились к нему навстречу, пожимали руки, радовались, как самому близкому человеку. В это время как раз новый начальник санчасти делал осмотр территории и был очень удивлен, увидев, как встречали Леву.

— Откуда вы их знаете? — спросил он, подойдя.

— Я лечил их, — ответил Лева.

— О, вы пользуетесь большим авторитетом! Это хорошо. — И начальник, не то нахмурившись, не то о чем-то задумавшись, отвернулся и пошел в сторону.

Леву подкрепили обедом, и они снова тронулись в путь. Проезжали мимо одной колонны; там, как слышал Лева, были братья, верующие. Лева попросил конвоира подъехать к вахте, задержаться.

— Я хочу спросить насчет родных, — пояснил он.

Конвой согласился. В зону Леву не пустили, через проволоку Лева попросил заключенных пригласить Тимошенко из Москвы. Вскоре подошли несколько человек. По выражениям их лиц, по глазам Лева видел: это братья. Среди них был седой, с гладко выбритым лицом старик. Лева никогда не видел брата Михаила Даниловича Тимошенко, но по его виду, особо одухотворенному лицу он догадался, что это был он.

— Брат Михаил Данилович! Приветствую! — закричал Лева.

— Приветствую, дорогой! А ты кто, откуда?

— Я Лева Смирнский из Самары.

— Так я знаю ваших папу и маму! — закричал Михаил Данилович. — Какая радость видеть и вас здесь, узником Христовым!

— А я как рад, что вижу вас, дорогой брат-проповедник, писатель нашего братства!