В Иродовой Бездне. Книга 3

Одна из ночей была особенно холодной, и Лева тщательно завернулся в одеяло и накрылся пальто, забыв про своего друга-зайца. Когда он утром проснулся, то обнаружил, что заяц спал вместе с ним. «Как он пробрался?» — удивился Лева. Но когда он встал и взял свое пальто, все стало ясно. На том самом месте, где каторжанам в прошлом пришивали особую отметку, на спине, виднелась большая дыра. Оказывается, заяц сделал это с целью проникнуть к своему другу. Лева огорчился, но на зайца не рассердился. Дыру заштопать не удалось, пришлось пришить заплатку. Зайцу же он решил за зло отплатить добром, по-христиански. В ближайший день, когда Лева пошел на трассу, где работали бригады (в его обязанности входило обход мест работы и проверка техники безопасности), он захватил с собой зайца и выпустил его на волю. Заяц попрыгал около него и поскакал к лесу.

— Счастливого пути! — крикнул ему Лева.

Возвращаясь в стационар, Лева думал: «А вот, если бы были у меня условия, я завел бы себе не одного зайца, а много и занимался бы изучением пересадки сердца одного зайца другому. Это нужно, нужно для людей, для больных, и это будет. Конечно, я не мучил бы зайцев-кроликов, все это под наркозом. Но неужели потому, что я верующий, христианин, не дадут мне заняться научной работой?» Он вспомнил Беломорский канал, свои работы в области медицины, приборы, казалось бы, открытую дверь, которая тут же захлопнулась, как только узнавали, что он баптист. Неужели не дадут, неужели пройдет вся жизнь, и не сделаешь ничего большого, доброго для больного человека, как это сделал Луи Пастер, академик И. П. Павлов. Неужели всю жизнь подражать только третьему «П» (ему хотелось подражать трем «П» — Пастеру, Павлову, ал. Павлу). И ему представился путь Христа, его отвергли, несмотря на всю его любовь и добро, что Он делал людям. Видимо, и нам надлежит быть отверженными, до конца.

По-прежнему большой радостью для Левы было получение писем от матери. Он писал аккуратно и к письмам приклеивал засушенные цветы.

Писали ему только отец и мать. В письмах он отмечал:

«Вы единственные, кто не гнушается вести со мной переписку. Как же мне не ценить вас? Вы единственные, которые утешаете меня, хотя, кроме скорбей, от меня ничего не видите. Здесь, среди людей, я одинок, но я не один, нет. Никогда Бог мой меня не оставит, я не останусь один».

Вскоре Леву перевели в другую колонну, где особенно много было китайцев. Эта колонна была занята не столько земляными работами, сколько разбором скалы, у подножья которой должна была пройти железная дорога. Люди работали ломами, кирками, кувалдами. Их руки были покрыты не только мозолями, но у многих пальцы скрючивались и теряли способность распрямляться. Между мозолями образовывались трещины, через которые проникала инфекция, получались панариции, флегмоны. Лева особенно был занят вопросом лечения рук этих занятых тяжелым трудом людей. Он ежедневно обходил бригады на производстве, делал перевязки, смазывал трещины на руках йодом, метиленовой синькой.

Стояли жаркие дни. Люди, в одних трусах, черные, загорелые, трудились на трассе. Лева, в коротких синих трусах, в белой рубашке и в белой шапочке, с сумкой, перекинутой через плечо, на которой красовался большой красный крест, большую часть времени, свободную от стационара и амбулатории, проводил на трассе среди рабочих. Это был жаркий день. Лева уже направился после обхода производства к зоне, как заметил идущего по трассе незнакомого человека. Он, видимо, кого-то искал. Увидев леву, он направился прямо к нему.

— Вы Лева Смирнский?

— Да, я.

Незнакомец распростер свои руки, обнял Леву и поцеловал.

— Приветствую, приветствую! Я слышал о вас от Жоры и решил посетить.

— Как, вы — вольный, брат? — воскликнул Лева.

— Да, я брат, но такой же невольный, как и вы. Я работаю геологом, в геологической изыскательной партии, которая производит исследования по ходу строительства этой железной дороги. Наша партия пользуется относительной свободой. Мы идем впереди всех, проникаем через тайгу и определяем, где лучше проложить дорогу. И вот я имею возможность, возвращаясь назад, в управление, видеть братьев. И Господь побудил меня посетить вас.

Эта встреча была для Левы необыкновенной радостью. Брат был из Донбасса. Они присели на уступ скалы и провели тихий час в молитве и беседе друг с другом. Брат рассказал Леве, как долго и стойко братья, донбасские шахтеры, стояли за истину Божию, отстаивали молитвенные дома, собрания. Шел арест за арестом верующих шахтеров, которые всю жизнь честно трудились в Донбассе, как лучшие рабочие. Их обвинили как врагов Советской власти, объявили врагами народа…

— Мы пытались искать правду, — рассказывал далее брат, — хлопотали в Москве, — все бесполезно. Пришло такое время, и нам, христианам, это понятно, а вот люди не могут просто представить, что творится.