— А вы ему пожиже налейте, пожиже, а то вернет назад. Всем известно, что, когда Леве приносят густой суп и много больше «второго», чем полагается, он возвращает все это назад и требует себе такую же порцию, какую получают рабочие, рядовые «работяги». Он мог бы питаться очень сытно, но он не может. Ведь все это — за счет других…
— Плохо мне, доктор, — говорит она. — Что-то спать стала неважно…
На глазах слезы. Лева внимательно осматривает ее и убеждается: полное истощение нервной системы.
– Спокойнее нужно быть, — говорит он.
– Все ругают, — замечает повариха. — Вот и вы на нас кричите. А что поделаешь? Ничего не поделаешь! Все тащат, а не дашь — зарежут.
Лева внимательно смотрит на нее: что тут поделаешь, чем поможешь? Он назначил ей бром, валерьянку, но душа говорит ему: «Хватит молчать, говори!» И Лева тихо спрашивает повариху:
– Скажите, вы верующая, вы верите в Бога?
– Да, — отвечает женщина, — я — староверка.
– Так вы знаете: грех воровать.
– Да, я знаю, — говорит повариха, на глазах ее блестят слезы.
– Так давайте молиться! — сказал Лева и встал. Встала и повариха и, крестясь, начала что-то тихо шептать.
– Господи! — сказал Лева. — Такой голод… Не дай верующему в Тебя грешить, воровать пищу у тех, кому она полагается…
На следующий день после приема в амбулатории к Леве снова пришла старшая повариха, — и на этот раз не одна, а со своей помощницей.
— Мы хотим слышать о Боге, — сказали они.
Он говорил им о Христе, о Его любви, а на следующие дни вечером после работы к нему пришли еще несколько человек, мужчин и женщин. Все хотели слышать о Боге. Пришла и руководительница КВЧ — культурно-воспитательной части. Она тоже хотела слышать о Христе.
После рассказов о Боге все молились. Каждый по-своему. Староверы как староверы, православные как православные, крестились, кланялись. И среди них молился и Лева. Молился, как умел, взывал к Богу, Которого он знал как Спасителя, как Вождя жизни, ради Которого он и находился здесь.
Невозможное стало возможным. То, что не удавалось Леве сделать на кухне, что не могло сделать там начальство — административными мерами устранить воровство, — было устранено. Повара, работники кухни стали честными людьми.
Вот к Леве прибегает одна из поварих, и в ее глазах светится какая-то особенная радость.
— Вы знаете, что произошло? — спрашивает она. — Приходит ко мне один из этих бандитов и говорит: «Давай мясо». Я ему раньше всегда давала, ничего не поделаешь. А тут говорю ему смело: «Не могу дать. Получил свою порцию, и все. Больше на тебя не выписано». А он вскипел, как зверь, выхватил нож и прошипел: «Зарежу!» Все тут остолбенели кругом. Я испугалась, а потом как закричу: «Господи, защити!» Он повернулся и ушел. А мне на сердце стало легко и совсем не страшно…
Боролись с голодом всячески, но он продолжал свое дело. Люди требовали пищи, слабели. Лева делал все, что мог, чтобы поддержать их через лечебное учреждение, команды выздоравливающих и т. п.
Когда появилась трава, целыми мешками собирали кислицу, варили зеленый суп, собирали грибы, копали коренья, и все это казалось так вкусно…
…Ничего не бывает тайного, чтобы не стало явным. Скоро начальство прознало, что после работы к Леве ходят люди молиться. Его ценили как работника, им дорожили, поэтому и не сняли его с работы. Но к вечеру, когда заканчивался прием, к амбулатории выставлялся часовой, который до отбоя не допускал к Леве никого. Встречаться приходилось украдкой. Как быть? Люди жаждали духовной пищи, они знали, как знал Лева, что «Не хлебом единым жив человек, но всяческим словом, исходящим из уст Божиих». И Лева нашел выход, как кормить духовной пищей.
Вечером он передавал на следующий день текст из Слова Божия для размышления. Текст этот записывали и передавали друг другу все желающие знать истину Евангелия.
– Кто там? Что случилось? — спросил Лева.
– Жаждущие! — послышалось за дверью.
— Мы пришли помолиться.