Элиас Руфайзен, отец Освальда, был евреем именно такого эмансипированного, военизированного образца. Элиас Руфайзен исповедовал иудаизм, но, хотя до конца жизни он ходил в синагогу и общался со своими единоверцами, он был человек широких взглядов, ценил светское образование, которого сам не получил, свободно владел немецким языком, и культура в его глазах ассоциировалась именно с культурой немецкой. Он был солдатом австрийской армии, и это ему нравилось. Еврейский солдат Элиас Руфайзен успел послужить в трех армиях — начал свою военную карьеру солдатом австрийской армии, после начала Первой мировой войны он был призван в германскую, а закончил свою военную карьеру в низшем офицерском чине уже в польской армии. Он имел награды всех трех армий, в которых ему довелось служить, и те восемь лет, что он провел на военной службе, он считал лучшими в своей жизни.
Женился Элиас в 1914 году, еще перед Первой мировой войной, во время некоторого перерыва в военной службе. Невестой была его дальняя родственница Фанни. Такие родственные браки были весьма приняты в еврейской среде. Она была девушка образованная — успела поучиться в школе для чиновников.
Судя по обычаям того времени и тех мест, это был скорее брак по договору, чем по любви. Невеста была на два года старше жениха, ей было уже тридцать, то есть старая дева — особенно если принять во внимание, что девиц выдавали замуж обыкновенно не позднее шестнадцати. Невеста была с приданым, от тети ей досталось наследство — дом с корчмой. То есть у нее было свое дело. Доход, правда, приносило это дело ничтожный, а работа тяжелая, особенно для одинокой женщины. Понятное дело, что ни водопровода, ни тем более канализации не было, вода в колодце, удобства во дворе. Фанни надеялась, что муж возьмет на себя содержание корчмы. Тогда она еще не знала, что в мужья себе она выбрала последовательного неудачника, впрочем неунывающего.
Работа в корчме не пришлась ему по вкусу, он тянулся к людям образованным, умным, а здесь все общение — пьяные польские крестьяне. Но ему не пришлось долго торговать водкой — началась Первая мировая война, и его мобилизовали. Фанни вернулась к торговле, Элиас — к пушкам. Сохранилась его фотография тех лет — бравый солдат в нарядной военной форме, с усиками. Смотрит гордо.
К 18-му году все поменялось. Война была проиграна, а родная деревня Живец, вместе со всем районом, отошла к Польше. Из культурной немецкоязычной Австрии они как бы переехали в бедную и отсталую Польшу. Элиас до конца жизни держался немецкой ориентации. Дома, с женой, он говорил по-польски, легко переходил на немецкий. На языке идиш, основном языке польского еврейства, в доме почти не говорили.
Родился Освальд в 1922 году. Он был поздний ребенок, но не единственный. Двумя годами позже у немолодых супругов родился еще один сын. Его назвали Лео. Оба сына впоследствии поменяли свои имена. Освальд стал Даниэлем, а Лео перевел свое имя на иврит, стал называть себя именем Арье, что также означает «лев»…
Жизнь у семьи была очень трудная. Фанни по-прежнему крутилась по хозяйству, в корчме. Элиас купил магазин — корчма ему была не по душе.
Этот магазинчик был первым в ряду финансовых неудач Элиаса. Все его начинания последовательно проваливались, но первые годы Фанни еще питала какие-то иллюзии относительно деловых способностей мужа. Единственное, в чем он преуспевал, были долги. Впрочем, у Фанни была поддержка — ее дружная семья. Сестры Фанни, тоже весьма небогатые, но с некоторым достатком, всегда выручали ее в самые критические времена. Сама Фанни оказалась очень вынослива, тянула и детей, и корчму, вела еврейский дом — то есть соблюдала кошрут (ряд запретов и ограничений на отдельные виды пищи и способов приготовления). В семье, таким образом, отдавали дань еврейской традиции.
Первые годы жизни братьев Руфайзен прошли в очень бедной польской деревне. В связи с послевоенным экономическим кризисом в те годы еврейское деревенское население сильно уменьшалось. И поляки, и евреи массово переселялись в города, многие эмигрировали. Еврейский эмиграционный поток разделялся на два рукава: более прагматичные уезжали в Америку, другие, увлеченные идеей сионизма, направлялись в Палестину. Братьям Руфайзен, когда они станут подростками, тоже предстояло принять участие в этом движении.
К тому времени, как братья доросли до школьного возраста, в деревне Живец еще существовали синагога и еврейское кладбище, но еврейской школы уже не было. Детей было очень мало. Во всей округе насчитывалось не более двух десятков еврейских семей. Детей отдавали в местную деревенскую школу, преподавание в которой велось на польском. Специального религиозного образования, которое в традиционной еврейской среде начиналось для мальчиков с пяти лет, братья не получали.