В кабинете психоаналитика. Эмоции, истории, трансформации

Если проективная идентификация не только всемогущая фантазия индивида, но и «нечто действительно происходящее между двумя людьми» (Bion, 1980), то «не стоит удивляться, что она имеет решающее значение в структуре любой пары» (Baranger, Baranger, 1961–1962).

Принятие этой полностью биперсональной модели проективной идентификации влечет за собой важные изменения и в представлении о динамике перенос-контрперенос. По мнению Баранже, то, что классически понимается под неврозами (или психозами) переноса, должно рассматриваться в контексте поля как неврозы (или психозы) переноса-контрпереноса, то есть как функция пары.

Инсайт, новое понимание становится возможным в аналитической ситуации, когда аналитик и пациент достигают общего понимания бессознательных фантазий, активных в данный момент в поле. Это происходит одновременно с переструктурированием самого поля, так как возможности мысли и коммуникации — и когнитивной, и аффективной — начинают распространяться на те территории, которые раньше были защищены «бастионами», «заграждениями», то есть были территориями сопротивления пары, которое сначала мобилизуется, а затем будет сломлено.

Таким образом, биперсональное поле — это место протекания динамического процесса, характеризующегося стремлением пары к созданию таких «бастионов», то есть отношений симбиотического типа (как их понимал Блегер), и место аналитической работы. Ее цель — трансформация этого опыта в истинные, несимбиотические объектные отношения. Эта нескончаемая диалектика предписывает аналитическому процессу развитие по спирали, как это описывали Баранже, вслед за Пишон-Ривьер (Pichon-Riviere) (Bezoari, Ferro, 1991b; Ferro, 1993f).

Построение историй

Как было уже сказано в первой главе, в тот самый момент, когда поле оформляется, оно становится пространством-временем интенсивного эмоционального возбуждения в виде скопления β-элементов, которые, запуская и активируя α-функцию, начинают трансформироваться в α-элементы, то есть в основном в «визуальные образы». Из α-элементов, как из кирпичиков, строятся составные части онейрического мышления наяву, которое может проявляться не только в визуальных «вспышках» (Melzer, 1982а,b,с), но и в нарративных производных (Bezoari, Ferro, 1991b; Ferro, 1993f).

Далее мне бы хотелось привести описание нескольких клинических ситуаций, в которых, отталкиваясь от проективных идентификаций не осмысленных еще эмоций, нам удавалось подойти к возможной трансформации этих протоэмоций.

Марио и пират

Мать Марио, рассказывая мне о трудностях своего сына в учебе (Марио шесть лет, а он до сих пор не научился как следует читать и писать), говорит, что он оставляет в словах «дырки» из нескольких букв, когда пишет или читает.

Она описывает его как спокойного, послушного, смирного ребенка, он с удовольствием проводит время с другими детьми и не выказывает особого беспокойства относительно весьма специфической семейной ситуации, в которой находится.

Когда Марио заходит в кабинет, я протягиваю ему карандаш и бумагу. Он сразу же рисует картинку.

Это две учительницы — «Крисна и Сноне». Я догадываюсь, что речь идет о Кристине и Симоне, но ничего не говорю о том, как он написал эти слова. Замечаю, что у них очень длинные ноги: «Они кажутся тебе очень высокими или слишком взрослыми для тебя». Он кивает: предпочитает проводить время с ребятами, а не с учительницами. Сразу же начинает рисовать новый рисунок: корабль «Парус» — это рыболовецкое судно. Но я замечаю два острия на грот-мачте и понимаю, что нужно быть осторожным в своих высказываниях.

Мои слова могут стать ветром, который будет гнать корабль в неизвестном направлении. Я спрашиваю, что делают моряки: «Ловят рыбу, а потом едят ее». Атмосфера кажется приятной, но неожиданно я начинаю чувствовать тревогу, даже неудобство, раздражение, злобу, как будто меня ударили. Я и правда чувствую боль, тяжесть в животе и говорю себе: «Атмосфера спокойная, но я не могу сориентироваться здесь, все мне кажется таким фальшивым, выдуманным, почему мне так неприятно, почему я чувствую себя не в своей тарелке и злюсь именно тогда, когда внешне все кажется нормальным?»

Мне хочется сделать интерпретацию про обжорство или жадность, я еле успеваю задуматься над этой эмоцией, сопоставить ее с тем, что происходит в комнате, и заговорить: «Все мне кажется таким спокойным...» — когда он прерывает меня: «Они похожи на рыбаков, но это обман: они — пираты. Я всегда играю в пиратов, строю корабли и разыгрываю битвы. Больше всего мне нравится пушка пирата: он стреляет ядрами по кораблям неприятеля и пробивает в них дырки, а еще мне нравится играть с катапультой Робин Гуда, которая пробивает дыры в замке» — и тут же рисует пушку и катапульту.