В кабинете психоаналитика. Эмоции, истории, трансформации

Марко в начале анализа в течение довольно долгого времени садился в кресло напротив меня в другом углу комнаты (мы были похожи на двух боксеров в разных углах ринга). «Брат-боксер» был героем первых коммуникаций пациента, вынужденного постоянно держать под контролем взрывоопасную эмоциональную ситуацию. Потребовалось несколько лет, прежде чем атмосфера изменилась и Марко смог сначала пересесть на кушетку, а затем, наконец, лечь на нее. Стоит ли говорить, что этим физическим положениям пациента в кабинете соответствовали очень разные эмоциональные состояния (Ferro, 1991а)?

Мне бы хотелось подчеркнуть только одно. С какими бы нарушениями сеттинга мне не приходилось сталкиваться и бороться, я ни разу не почувствовал необходимости вставать из своего «кресла аналитика», понимаемого как в буквальном, так и в переносном смысле (т. е. психического места, откуда я наблюдаю за всеми эмоциональными событиями и событиями в кабинете). Я действительно считаю, что «психическая аналитическая готовность» и эмоциональное (а также физическое) положение аналитика в кабинете являются чем-то вроде «севера» на компасе — фиксированной точки, служащей ориентиром для пациента и для эмоций в кабинете.

Пропуски сеансов и опоздания

Такие происшествия, безусловно, значимы и могут восприниматься как атаки на сеттинг, чем, естественно, и являются, потому что препятствуют аналитической работе. Но в то же время они могут стать ценными коммуникациями, которые помогут снова обрести гармонию с пациентом, наладить тайминг или систему интерпретирования. В большинстве случаев, если обдумать пропуски и опоздания с этой точки зрения, то они могут на раннем этапе просигнализировать о негативных терапевтических реакциях (Barale, Ferro, 1992). Часто пациент первым ощущает эти происшествия как опасные и винит себя (прежде чем ему помогут уловить коммуникативную сторону пропусков и опозданий и научиться не осуждать себя за то, что происходит, а постараться понять, почему это происходит).

Вот как один пациент проживает собственный пропуск сеанса по прошествии времени: «Однажды мой брат обвинил меня в том, что в подарок ему я выбрал камешек из огромной кучи камней в Геркулануме и привез домой. Он сказал, что по моей вине они теперь никогда не смогут реконструировать мозаику полностью, потому что не найдут этого кусочка». Спустя какое-то время он сказал об аналогичной ситуации: «Я поехал посмотреть на раскопки древнего города. В одну из могил я поставил свою маленькую племянницу поиграть: она очень развлекалась, вылезая наружу и снова спрыгивая обратно. Смотритель сделал мне замечание: девочка могла повредить рельеф. Я подумал, что он преувеличивает. Мы не представляли собой никакой угрозы, а для моей племянницы это было не только развлечением, но и творческим упражнением — бегать, прыгать и карабкаться наверх...»

В первом примере преобладает чувство вины и боязнь, что пропуск одного из множества сеансов может разрушить анализ. Во втором случае присутствует не только неодобрение смотрителя, но и способность к переопределению параметров Супер-Эго, способность управлять скорбью и помещать в мертвое место что-то живое. А кроме того, выполнить творческое упражнение...

Рассмотрим другие клинические примеры на ту же тему.

Укусы Белого клыка

Сандра приходит на сеанс с пятнадцатиминутным опозданием и рассказывает о том, как муж водил их с сыном на фильм «Белый клык». Хороший приключенческий фильм, но трехлетнему ребенку (столько же длится и ее анализ) трудно было уследить за сюжетом, особенно в жестоких сценах, где Белый клык кусается и где кусают его... Затем она говорит о том, как трудно совмещать домашние обязанности матери с работой в больнице... и как сын в кино несколько раз прокричал: «Дедушка! Дедушка!» ... Потом она рассказывает, что меньше времени провела на работе в больнице, потому что была перегружена вызовами и немного сократила время приема.

На предыдущем сеансе я высказал несколько интерпретаций отношений, связанных с тем, что в рассказе появился супервизор, который говорил Сандре, как важно объяснять ребенку, что происходит в процессе терапии, в терминах отношений. И тогда мне показалось уместным, в свою очередь, объяснить в переносе значения некоторых коммуникаций Сандры. Но, очевидно, я перегнул палку, и многие мои коммуникации стали для Сандры укусами Белого клыка, ужаснувшими инфантильную часть пациентки, у которой не получалось совмещать «домашнее хозяйство» с «работой», и тогда она, уставшая, сократила на пятнадцать минут время сеанса.