В кабинете психоаналитика. Эмоции, истории, трансформации

В начале сеанса Анна сразу же ложится на кушетку и начинает говорить (ей двадцать шесть лет!) о своей матери, которая очень разочаровала ее, потому что решила отобрать у дочери шоколад и сигареты. Затем Анна переходит к пересказу снов: она галопом скачет на лошади по откосу, падает... видит зеленый луг, но не огорчена падением и не чувствует боли... Затем в маленьком водоеме она видит красных рыбок (а не пираний из предыдущих снов), подплывающих к фильтру для очистки воды, откуда выскакивают пузыри... Она ненадолго берет рыбок в руки... В водоеме есть немного водорослей и корм для рыбок...

Очевидно, здесь идет речь о фрустрации и абстиненции при лежании на кушетке, об эмоциях, пустившихся в галоп и выбивших ее из седла. Но, по большому счету, все это оказалось не таким уж болезненным! Эти эмоции теперь могут быть приняты во внимание (к ним можно «притронуться»), как выяснилось, новое положение не так ужасно... И о рыбках есть кому позаботиться: они находят пищу и «пищеварительную» α-функцию.

На следующем сеансе Анна говорит (расположившись на кушетке) о трудностях в изучении испанского языка (напротив кушетки висит литография Барселоны); затем вспоминает о путешествии в Испанию: отель, где она встретила молодую супружескую пару, вызвал в ней отталкивающее чувство. Она вспоминает так же о первой менструации, начавшейся во время того же путешествия и обозначившей момент ее перехода из девочки в девушку. В конце она говорит о своем женихе: он сейчас очень гордится отдельным кабинетом в международном отделе мультинациональной компании.

Рассмотрим совокупность имевших место прогрессивных и регрессивных движений: овладение новым языком, отталкивание новой ситуации, но в то же время мысль о супружеской паре и аналитическом путешествии, превращение (и его маркер — менструация) из девочки в девушку, гордость от нового положения (физического и психического), международный отдел и разные аспекты самой себя, которые могут сосуществовать, подобно разным государствам.

Я бы хотел подчеркнуть, что Анна сама пришла к лежачей позиции на кушетке без какого-либо давления с моей стороны. В начале анализа, после того как я предложил ей принять горизонтальное положение, она рассказала мне следующий сон. Она находилась на очень высоком спуске, у основания которого торчали острые пики. Анна начала скользить по ним, окровавленная, растерзанная и объятая ужасом от перспективы удариться о стену и совсем разбиться. Излишне говорить, что подобное эмоциональное «растерзание» показалась мне слишком высокой ценой, и я дал время пациентке «доплыть до кушетки» самостоятельно.

В кабинете аналитика имеются и другие места, где может находиться пациент, каждое из них можно рассматривать как относящееся к определенной коммуникации пациента, а ее нужно воспринять и понять на основе всех других компонентов поля (или, иначе говоря, на основе превратностей на оси перенос-контрперенос). Если работать с маленькими детьми или с серьезно больными пациентами, то перемену пространственной позиции пациентом (как и всякое отыгрывание вовнутрь) проще оценить как некую коммуникацию, а не как нарушение сеттинга или даже атаку на сеттинг (Bonasia, 1994а; Conrotto, 1995).

Я помню пациентку, которая, однажды войдя в кабинет, устроилась прямо у меня на столе и не двигалась с места, пока я не сказал, что она напоминает мне Козимо ди Рондо из романа «Барон на дереве» Итало Кальвино. Барон обиделся на весь человеческий род и решил перебраться жить на деревья, чтобы не ходить, как все люди, по земле. Это помогло мне связать возмущенное поведение пациентки с тем, что произошло на предыдущем сеансе.

Но самое странное положение, которое пациент когда-либо принимал в моем аналитическом кабинете, заняла Лаура. Едва войдя в кабинет, она уселась прямо в мое кресло. Я не помню случая, когда бы испытывал большее замешательство: случилось то, чего «не должно было произойти», я с возмущением говорил себе, что не мог предвидеть такого поворота событий, да и вряд ли можно предвидеть что-либо подобное. Однако именно мои контртрансферентные переживания помогли мне дать подходящую интерпретацию этому факту: мое непредвиденное сообщение (такие вещи невозможно предугадать) об отмене двух сеансов заставили ее по чувствовать себя настолько «выбитой из седла» и настолько «не в своей тарелке», что ей было просто необходимо заставить и меня пережить нечто подобное. После этой интерпретации Лаура встала и пошла на кушетку...

Разумеется, не существует единого кода для расшифровки положений (физических и эмоциональных) пациента в аналитическом кабинете. Неверно было бы полагать, что использованию кушетки препятствуют только сепарационные тревоги.