В Камчатку

— Ну что ты все — бумаги, бумаги. Да привезут их, велик груз. Спи лучше. Утро вечера мудренее.

Козыревский вздохнул.

— И то верно, Егорка. Пора на боковую. Ох, камушки — постель страдальная. — Он поворочался. — День завтра какой?

— Не знаю, — ответил Егорка.

— А месяц?

— Зимний… Холодно. Спи, — ответил, осерчав, Егорка. — Холодина собачья.

Утром стражники торопливо затянули тряпьем остывшее тело Козыревского и, шаркая по каменным плитам, гулкими коридорами унесли его к последнему тюремному пристанищу.

А вскоре Сенат получил из Сибири первую бумагу, что оный Козыревский умер декабря второго дня в год 1734.

Егорка после смерти расстриги стал молчалив, исполнителен, и стражники прониклись к нему доверием.

Он сумел удавить одного стражника и в его одежде скрылся. Куда? Сидельцы тюремные говаривали, что во сне Егорка бормотал «в Камчатку, в Камчатку»…

Наверно, в Камчатку.

Земля Америка Рассказ

1

Стеллера пытали на дыбе. Он терял сознание, и его отволакивали по скользкому от крови земляному полу в затхлую одиночку, где держали особо опасных. Стеллер, на удивление заплечных дел мастерам, не помирал. «Живчик попался», — говорили они, озлобясь. Тщедушный, по их понятиям, человечек им противился зря. Они готовились доказать свое превосходство над «живчиком», однако его вернули в мирскую жизнь, к жене. «Оправдался», — говорили они сожалеючи.

Жена, сухонькая, с заостренным носом и большими печальными глазами, едва его отходила. В промерзшем Иркутске, на окраине, они снимали темную комнатенку в избе овдовевшего казака, смурного и тихого.

— Ванька, загребут тебя по ихнему воровскому делу… Гони прочь, — советовали соседи.

— Не собаки, чай… Господь разберется, — вздыхал казак. — Грешно злобствовать…

— Свя-ятой, — смеялись над ним соседи. — Как все-то обернется…

— Грешно злобствовать, — повторял упрямо казак.

Он был как полчеловека, ибо вторая половина его — жена — умерла, и полчеловека понял, что жизнь одинокая бедна и порою кажется обременительной. Он помогал выхаживать Стеллера, протапливал до жару избу, носил воду, добывал мясо…

К весне Стеллер обрел силы.

— Мы скоро будем в Петербурге, — радовалась жена. — Здесь страшно… Как я устала…

— Еще немного подожди… Подсохнут дороги, — сдерживал ее Стеллер. Каждодневно он бегал по Иркутску и разыскивал свои ящики с образцами пород и различными коллекциями, собранными на Американских берегах, островах Командора и Камчатском носе. В Иркутске не нашлось склада, где Стеллер мог бы хранить свои коллекции, он рассовал ящики по подвалам домов своих старых друзей (теперь многие лишь деревянно кланялись). Конечно, за ящиками никто не смотрел, крысы прогрызли дыры, сумели уничтожить, образцы одежды жителей Камчатки.

Покидая дом казака, Стеллер подарил ему драгоценный камень — опал, внутри которого играло яркое солнце.

— Я нашел его на островах Командора… Этот камень помог мне выжить: в нем столько света… А на островах Командора солнце редко… И ты, Ван Ваныч… тебе… На голых островах осталось горе русских матросов…

— Прощайте, — со вздохом проговорил казак. — Если судьба забросит в Иркутск, гостями будете…

Он помог загрузить подводу.

Худенькая жена Стеллера отвесила поясной поклон, перекрестилась…

И пока не скрылась пылящая подвода, стоял у порога казак и смотрел ей вслед.

На пути Стеллера лежал Соликамск.

2

— Ты, Георг Стеллер, обвиняешься…

От жестких и беспристрастных слов, произнесенных дьяком, сидящим за тяжелым столом, Стеллер вздрогнул.

— Ты обвиняешься…

В который раз ему внушали, какими опасными были его действия на Камчатке для спокойствия Российской империи. Он обвел глазами комнату. От единственной свечи шевелилась на стене тень дьяка. В правом углу мерцала лампадка, выхватывая из темного угла лик святого. Черты лица этого старца были резкими и неумолимыми.

Стеллер сидел на стуле, сгорбившись, держа руки промеж колен.

Сухие губы дьяка равномерно раскрывались. Вот он облизнул их кончиком языка. Подняв голову, Стеллер наткнулся взглядом на лик святого, и ему показалось, что святой, как и дьяк, пересчитывает его грехи…

— …а главное, ты, вор и разбойник, задумал измену ея императорскому величеству, подбивая иноземцев камчадальских к бунту. А примером тому служит твое самоуправство, когда в Большерецком остроге из-под ареста иноземцев выпустил…

Стеллер улыбнулся и приготовился отвечать. Он знал, что вопросы будут, как и в Иркутске. Соликамский дьяк оказался не хуже, не лучше иркутского, Соликамский острог так же грязен, как иркутский, и волокита с его «делом» подобна иркутской. Только на дыбе не пытали.