В Каракасе наступит ночь

И я отправилась на рынок, который помещался на площади. Там я спросила килограмм помидоров, и мне дали пакет мелких, уродливых плодов. Я заплатила, сунула сдачу в карман и окинула взглядом соседние прилавки, впрочем, без особого интереса. Пирожки-эмпанадас с акульим мясом продавались в дальнем конце ряда – в киоске, где за прилавком стояла женщина, вымешивавшая несколько килограммов муки зараз. Это был один из тех импровизированных киосков, где огромные мужчины, грузчики из порта, покупали эмпанадас сразу по две штуки, с жадностью кусали и макали в горячую зеленую сальсу, которая ручьями стекала по их подбородкам.

И я пошла вдоль ряда – мимо киосков, навесов, лотков, – где стояли стеклянные банки с мелкими моллюсками и лотки с сардинами, люцианами и макрелью. Рыбы с открытыми пастями, полными мелких зубов, и выпотрошенными животами лежали на чашах подвесных весов-коромысел с погнутыми стрелками. От них пахло требухой, солью и медью. Потом я миновала киоск с мороженым, где сверкали чаши колотого льда, подкрашенного фруктовым сиропом и политого сверху сладким сгущенным молоком, и пошла дальше, от ларька к ларьку, сжимая в руке пакет с помидорами.

Было очень жарко и душно. Такая жара бывает только в приморских городах. Пора было возвращаться. Это был строгий приказ, а я очень редко не слушалась. Твои приказы и распоряжения наделяли властью и меня, пусть только в пределах нашего с тобой маленького королевства. Они налагали на меня ответственность. Когда ты мне что-нибудь поручала, я мгновенно выходила из казавшегося бесконечным детства и становилась взрослой. Это было как носить туфли на высоком каблуке, только лучше. Но в тот день я решила восстать против неписаных законов республики Фалькон. Я уже знала, что́ я скажу: что на рынке было слишком много покупателей, и мне пришлось ждать, или что грузовики, которые привозят товары из порта, где-то задержались, и продавцы овощей не смогли пополнить свои запасы.

Да, мама, в тот день я не спешила возвращаться домой, потому что на ужин у нас был пирог из черепахи, и в кухне уже собрались женщины-убийцы, одетые в кретоновые платья и с кухонными ножами в руках. Мне не хотелось смотреть, как мои тетки Клара и Амелия бросят в кипящий котел Панчо – красноногую черепаху, которую я кормила салатовыми листьями, – собираясь сварить его заживо, словно какого-нибудь омара. Мне не хотелось смотреть, как они разрежут Панчо на куски и станут тушить с перцем, луком и помидорами, и хотя при одной мысли о пироге с черепашьим мясом у меня текли слюнки, я предпочитала оказаться где-нибудь подальше от дома, пока Панчо будут варить. Все черепахи, которых варили при мне, издавали писк, который казался почти человеческим и который отдавался у меня в ушах и в животе, когда я, преодолев чувство вины, дочиста выскребала свою тарелку, подбирая последние крохи их страданий. Мне нравился остро-сладкий аромат и вкус нежного черепашьего мяса, но мне хотелось наслаждаться им, не думая о свершившемся жертвоприношении, о казни невинного существа. Я хотела есть мясо и не думать о смерти: в конце концов, в еде нет ничего постыдного. То же самое происходит со мной и сейчас, мама. Я сажусь за стол, стараясь не думать о том, кто и каким ножом вырезал из туши кусок, который меня насытит. Именно поэтому я рассказывала тебе о том, на чьей я стороне, – о тех, кто крадет, и о тех, кто старается ничего не замечать. А еще о тех, кто убивает, не двинув и пальцем.

В тот день я поднялась на Холм Мертвых. Ты его помнишь, это место? Так мы называли улицу, про которую ты раз сто говорила мне, чтобы я туда не ходила. «Ничего хорошего там нет», – говорила ты. В Окумаре эту улицу знали все. В самом ее конце находился заброшенный дом – большой красивый дом, целая усадьба. Он принадлежал одному архитектору. Даже ты и мои тетки время от времени упоминали этот дом. Тетя Амелия говорила о нем только шепотом, а когда ей приходилось его называть – осеняла себя святым крестом, а потом целовала ноготь большого пальца. Ты ее бранила. Так делают только необразованные, невежественные люди, говорила ты. «Предрассудки!» – слегка понизив голос, выносила ты окончательный вердикт, и на этом разговор заканчивался.

Отыскать усадьбу было нетрудно. Она действительно находилась в самом конце улицы, почти на самом берегу реки. Замок на главных воротах красивого красного цвета оказался сломан, да и сами створки не были закрыты до конца. Я вошла в сад, заинтересовавшись кустами хлопчатника, которые служили главным украшением сада. Еще никогда я не видела ничего подобного. Кусты был почти сплошь покрыты пушистыми, упругими, как губка, комками белоснежных волокон. Я не знала, что это такое, но мне захотелось сорвать несколько штук и попробовать на вкус.