В клетке (СИ)

В отчаянной попытке спасти свою жизнь Волк совершил отчаянный кульбит, пытаясь в воздухе проскочить мимо синекожего. Но был схвачен и отправлен в обратном направлении. И, как бы не пытался Волк извернулся, он провалился прямо в сияющее нутро Клетки.

LXVII

Чтобы через мгновение выпасть в темноту. Не бесконечную, как тот свет, что уничтожал разум в Клетке. Просто тёмное помещение. Пол каменный, холодный. Свобода перемещения не ограничена. Волк осторожно сделал несколько шагов в сторону. Прохладный камень, а обуви на юноше не оказалось. Очень хотелось то ли громко выругаться, то ли замереть на месте, чтобы не выдавать своего присутствия. «Спокойствие» — сказал Волк сам себе — «Это всего лишь очередной фортель Клетки. Разберёмся.»

И ровно в этот момент свет включился, тусклый и холодный. Юноша оказался в длинном коридоре. Левую и правую сторону украшали зеркала. И крохотные лампочки, что одна за одной включались вдоль всего пути. Конца которому видно не было. Постояв в задумчивости несколько минут, юноша двинулся в путь.

В целом, ничего пугающего и таинственного в коридоре не было. Тусклое освещение, мрачный интерьер… слишком мало, чтобы влиять на психику.

Зеркала правда никак не хотели показывать Волку его отражение. Вместо этого в них клубилась тьма. Но и она рассеялась спустя несколько сотен шагов, оставив зеркала пустыми.

Волк упрямо шагал и шагал дальше. И лишь пройдя ещё несколько тысяч шагов, заметил, что ситуация в «зеркалах» поменялась. Они показывали Волка. Но не здесь и сейчас, а в прошлом. Во всяком случае, юноша чувствовал, что маленький мальчик за стеклянной гладью — это именно он.

Но отчего тогда картины в отражениях были столь противоречивыми? Вот на зеркале слева его бьют и над ним смеются какие-то мальчишки. А в зеркале справа он сам, в компании с теми же мальчишками отнимает у маленькой девочки пакет с продуктами. А вот шаг дальше, и на следующих зеркалах та же девочка целует его. Или разрёванная убегает под его, в том числе, гогот.

«Слева я хороший, справа плохой?» — юноша пытался анализировать увиденное — «Но, раз оба варианта равновозможны, то, где настоящий я?»

Следующие картины опять сбили с толку. На левой мальчик что-то зло выговаривает, видимо, своей матери, и уходит из дому, громко хлопнув дверью. А на правой он же усердно трудится вместе с матерью в поле.

Ещё шаг. Он пьяный вламывается домой и, не слушая ни матери, ни отца, заваливается спать. И он же получает деньги в здании с вывеской «Контора», и, совместно с отцом, покупает матери зимние сапоги.

Картинки менялись. Мальчик из отражений постепенно рос, всё больше напоминая Волка. Иногда он представал не в лучшем свете в ряду зеркал слева, иногда справа. А порой Волк чувствовал, что человека с обоих сторон ему очень хочется поколотить. Но с каждым шагом он всё сильнее погружался в те жизни, что дарили ему зеркала. Примерял их на себя. И запоминал, всё, до мельчайших подробностей. Даже те видения, что предпочёл бы никогда не видеть.

Через какое-то время ситуации стали вариативными, как казалось, до бесконечности. Волк в отражениях жил, влюблялся, находил и терял друзей, брал на руки своих детей и хоронил родных. Он проживал сотни жизней, одну за одной, продолжая медленно брести вдоль зеркал.

Он был героем и был трусом, был глупцом и мудрецом, бирюком и примерным семьянином, богатым и бедным.

Отказали ноги, давно сбитые в кровь о камни. Волк пополз дальше, цепляясь за убегающие от него видения. Ещё чуть-чуть. Ведь там она — его жизнь. И он не может просто так от неё отказаться. Поэтому ещё немного проползти, до следующих зеркал, оставляя на полу кровавый след. И немного отдохнуть, впитывая новую порцию видений слева и справа. И новый рывок, к следующим зеркалам. А потом ещё. И ещё раз. И ещё.

Сломанные Жнец знает когда пальцы скреблись по полу. А Волк, прильнув к холодному полу, рыдал. Сил на то, чтобы проползти хотя бы до следующей пары зеркал, не осталось. А значит, и смысла в его жизни тоже больше не осталось. Вся жизнь была там, в каких-то десяти метрах. Так далеко для потерявшего все свои силы старика.

Старика? Волк помнил себя молодым и полным сил. А ощущал старым и немощным. Готовым встретить смерть. Мара, Ле Тед, Жнецы… или Эттлин. Волку было наплевать, кто именно проводит его на Тот Берег.

«Жаль, рядом нет Эспер!» — мелькнула в гаснущем сознании мысль — «Мне её очень не хватало все эти годы!»

Стоп! Зеркала не показывали никакой Эспер. А она была. Настоящая, не подсмотренная в отражении. Как и его жизнь. Настоящая жизнь. Она здесь и сейчас, теплится в израненном, но ещё довольно крепком теле. Волк не жил те жизни из зазеркалья. Это были чужие жизни. Но он чуть не отдал свою за возможность чуть дольше наблюдать за миражом. В ярости юноша поднялся, и откуда только силы взялись. Сделал несколько шагов, и что есть мочи обрушился на обманувшее его зеркало. То, не выдержав, лопнуло.

А затем лопнуло зеркало за спиной Волка. И соседние зеркала. Звон бьющихся зеркал сперва нарастал, но затем стал отдаляться, уходя дальше вглубь коридора.

LXVIII