В клетке (СИ)

— Да, спасибо. Работу пока не нашёл толком. Так, подработки время от времени. Но там и пособия пока платят хорошие. И накопленное есть. Я его и не трачу совсем.

— И правильно! Те деньги на что-то путное сохрани. А то у нас что не выпускник, то транжира. Спускают все деньги на всякую чушь. Нет понимания, что просто так уже ничего не достанется. И что это последний их капитал, для которого делать не надо ничего. А потом ходят, лапу сосут.

Волк ценность сбережений понимал очень хорошо. А потому кивал мыслям директора одобрительно. А та продолжала.

— Я тебя по поводу работы и позвала. Ко мне тут обращался Иннокентий Исаакович. Ты, может, помнишь его?

— Который говорил смешно и мороженым всех угощал?

— Ха-ха. Да. Он. И который, кстати, почти три года нас всеми мыльно-рыльными обеспечивал. И проектор в зал подарил. Так вот. Он владелец здания на первомайской. Офисы, склады. Ему разнорабочий нужен. Он готов тебе по поводу графика навстречу пойти. Но золотых гор не обещает. У него сейчас не лучшие времена. Встретишься с ним?

— Конечно. Иннокентий как?

— Исаакович. Вот, возьми визитку.

Они поболтали ещё минут пятнадцать обо всём и ни о чём. И Виктор всё больше и больше проникался теплотой к своей собеседнице. Та теплота, которой так не хватало в мире Альегора. И которой, как понимал Волк, не доставало и этому миру. Он не помнил и не знал своей матери. Но к Марии Егоровне неожиданно вдруг стал испытывать настоящую сыновью любовь. Интересно, почему до Альегора это не замечалось им? И испытывают ли подобное остальные выпускники? Может, всё дело просто в возрасте? И в осознании того, что им никто и ничего на самом деле не должен? Ведь, теперь это осознавалось чётко, детский дом понемногу прививал это чувство своим воспитанникам. Сама система прививала. Мы особенные. Мы несчастные. А потому все нам должны компенсировать наше несчастье. А мы им не должны ничего.

И вот, выходя в большую и взрослую жизнь, слив всё накопленное для них социальными работниками на развлечения и понты, к детишкам из детских домов приходит понимание. Никто им не должен ничего. И всё, что для них делали, нужно было ценить. Только вот, к тому моменту, многие на такое дно уходят, что и не выбраться, и не всплыть уже.

Об этом и размышлял Волк, шагая к дому на первомайской. Дом отыскался быстро. Видавший лучшие времена, откровенно говоря. Зайдя внутрь, юноша стал пробираться меж кабинетов и офисов вперёд, к лестнице. Больше половины помещений пустует. Всё какое-то пошарпанное, неухоженное. Вроде и чисто, и прибрано. А всё равно ощущение «прогулки по советскому захолустью» не покидало. Первым на пути попался лифт. И к нему у Волка сложилось двоякое впечатление. С одной стороны, сам факт наличия лифта в здании — несомненный плюс. С другой — лифт сломан и не работает. А идти ни много, ни мало, на пятый этаж. Кабинет пятьсот двенадцатый. То есть двенадцатый кабинет пятого этажа, насколько юноша понял.

И верно. В нужно кабинете отыскался владелец сего «тонущего корабля». Человек, которому, по внешнему виду, больше подошёл бы какой-нибудь девятнадцатый век. Истинный аристократ на фоне здания индустриальной эпохи. Тёмно-синие брюки, голубая, идеально выглаженная рубашка, галстук. Образ дополнял пиджак, расположенный на причудливой вешалке. Да и сам Иннокентий Исаакович был под стать. Худой, словно трость, которая, кстати, присутствовала и покоилась тут же, возле рабочего стола. Прилизанные волосы и аккуратно подстриженная бородка. Привыкшего к совершенно иному внешнему виду мужчин Волка подобный «начальник», честно говоря, насторожил.

— Добрый день, молодой человек. Что вас привело ко мне? — голос Иннокентия Исааковича был подчёркнуто любезным.

— Здравствуйте. Я от Марии Егоровны. По поводу работы.

— А! Виктор. Очень рад. Очень рад. — мужчина поднялся на ноги и приблизился, протягивая руку — Ну, пройдёмте, обсудим всё. Заодно место работы вам покажу.

Они вышли из кабинета и направились к лестницам. А там пошли наверх. К шестому и седьмому этажам.

— Здание мне досталось от отца, Исаака Карловича. Он страсть как мечтал семейное дело организовать. И теперь у меня тут такое большое пространство, что с ним не понятно даже, чего и делать. Тут у нас, видите, отстойник. Два верхних этажа пустуют. На верхнем крыша течёт. Я вроде и специалистов вызывал. А толку — смех один. Вы поймите, мне и не чернорабочий нужен. Мне нужен помощник. Чтобы, значится, пригляд за хозяйством был. Ну, пятый этаж мы с вами видели, ниже давайте спустимся. Где стены покрасить, где лампочки поменять, где окна. А то Женечка одна и не успевает за всем. Кстати, вот и она. Женечка!

Молодая девица, коротко стриженная и даже издали выглядящая уставшей подошла к хозяину здания, кратко поздоровалась да поинтересовалась, что, собственно, от неё требуется. Ей, как-никак, ещё четыре этажа мыть.

— Знакомьтесь, значится. Это Женечка, наша главная по чистоте. Кстати, тоже из нашего детского дома. — продолжал разливаться соловьём работодатель.

— Единственная! — вставила Евгения.