В когтях багряного зверя

Впрочем, перекидывать лопатами мокрую грязь не входило в наши планы. Мы поступили гораздо проще, пускай и неуважительно по отношению к покойным. Выкачав из трюма «Гольфстрима» воду, мы проторили к «Антаресу» колею, а потом стали разгоняться и бить ему в борт носовым тараном. От третьего удара в одну и ту же точку обшивка буксира лопнула по шву, и нам открылся-таки неширокий проход в трюм.

Вода там уже отсутствовала – она вытекла из перевернутого «Антареса» через множество мелких прорех в корпусе. Зато вся мертвая команда была в сборе. В последний момент Бадахос сотоварищи сообразили, что мы были правы, и бросились в трюм. Увы, но это их не спасло, а лишь отсрочило им смерть. Причем кое-кто погиб еще до того, как их убежище наполнилось водой. Пока буксир падал, людям внутри него приходилось несладко. Грузовые крепления на бронекатах не рассчитаны на экстремальные нагрузки. Прыгающие по трюму ящики и запчасти разбили не одну голову и сломали достаточно конечностей. В чем мы убедились, когда стаскивали трупы в угол и укладывали их так, чтобы это место стало походить на настоящий склеп.

В результате нашего вынужденного мародерства весь отданный Бадахосу спирт вернулся обратно к нам. А вместе со спиртом – много других нужных в хозяйстве вещей и не испорченных водой продуктов. Плохо, что было нельзя снять с «Антареса» Неутомимого Трудягу. Чтобы добраться до него, нам пришлось бы проторчать здесь черт знает сколько дней, кромсая обшивку и прокапывая в грязи тоннель наружу. При ином раскладе дело стоило бы свеч, но не сегодня. Мы и так потеряли уйму времени, пока убывала вода, и, маясь от скуки, только и делали, что обсуждали мрачные прогнозы де Бодье. И скрепя сердце пришли к неутешительному выводу, что он прав: вода наступала, и жить нашему привычному миру действительно осталось недолго.

Новый мир, к опасностям которого мы едва привыкли, поднял для нас планку выживания на новую высоту. И не каждому из тех, кто покорил предыдущий рубеж, было уготовано справиться со следующим. Но так или иначе, а выяснить это можно одним способом – разбежаться и прыгнуть. Потому что, если мы вовремя не сделаем этого, вторую попытку нам уже вряд ли дадут…

О том, как затем мы много дней месили грязь, ползя на малом ходу к Великой Чаше, можно не рассказывать. Путь этот был тяжек, мучителен и изобиловал телами других жертв водной стихии. Нам было не привыкать к картинам массовых бедствий, но здесь виделось нечто такое, что угнетало даже Сандаварга: абсолютная неотвратимость. Мы знали, что чувствует человек, когда на него со страшной скоростью несется гигантский водяной вал. Но мы могли лишь предполагать, насколько ужаснее это выглядит, когда ты стоишь посреди голой хамады, не имея под рукой вообще никакой защиты. Это знали лишь мертвецы, на которых мы натыкались по дороге в Аркис-Грандбоул. На лицах большинства из них застыли гримасы такого ужаса, что у меня самого при взгляде на них волосы вставали дыбом.

Некоторые тела позволили нам разжиться накидками строителей Ковчега – маскировочным одеянием, без какого в столице не обойтись. Сенатору, правда, было нельзя появляться там в любом наряде, поскольку его знал в лицо даже первосвященник Нуньес, не говоря о тысячах свидетелей несостоявшейся казни Гуго. Но у меня и остальных святотатцев имелось преимущество: наши преступные физиономии ангелопоклонники видели лишь на плакатах, что появились в городе позже. И хоть меня все же сумел опознать септианин Гатри, я надеялся, что двухнедельная щетина и фальшивая окровавленная повязка на голове сделают мою внешность неузнаваемой. Особенно если мы будем избегать публичных мест и сборищ паломников.

Малабоните и Сандаваргу было еще проще выдать себя за других. Первой стоило лишь расчесать свои растрепанные волосы, соорудить из них аккуратную прическу в стиле «скромница-септианка», и на нас смотрела уже практически другая женщина. А Убби и вовсе мог обойтись без маскарада. Септиане старались не иметь дел с северянами и всегда чурались их. Поэтому все краснокожие коротыши, а особенно пришлые, были для здешних обитателей почти на одно лицо. Во время приснопамятной казни де Бодье Сандаварг красовался перед толпой считаные секунды, и та была слишком взбудоражена, чтобы разглядеть в полумраке лицо дебошира.

Ну и, разумеется, нам благоприятствовало то, что после недавнего стихийного бедствия горожане попросту не вспоминали о беспорядках более чем годичной давности.

– И раньше это был дерьмовый город, а теперь он и вовсе стал одной большой кучей дерьма! – повторил Убби, когда спустя несколько часов он, я и Долорес приблизились к въездной насыпи. Той самой, по какой можно было перебраться через цельнометаллическую стену Чаши. Насыпь также пострадала от наводнения, подмывшего ее у основания. Но поскольку она была слишком важна для строителей Ковчега, они быстро отремонтировали ее и снова начали вывозить по ней из города иносталь.