В когтях германских шпионов

— Фи… можно ли сравнивать. То хам, выскочка… Какие хорошие картины. У него тонкий вкус, и вообще сколько внимания. Эта книга Мадача… Пустяк, а между тем — внимание.

— Я же недаром убеждал тебя, что служить у нас будет и приятнее и легче…

Он накрыл её руку своею и сжал. И это было каким-то властным электрическим током… И опьяненный шампанским Вовка думал использовать по-своему отсутствие Арканцева… Но послышались твердые шаги Леонида Евгеньевича, и Криволуцкий, словно резвый школяр пред появлением строгого учителя, опять сидел на своём месте и преувеличенно громко нёс какой-то вздор.

Арканцев учтиво положил перед графиней аккуратно завернутую в белую бумагу и перевязанную голубенькой ленточкой довольно увесистую книгу в переплёте.

— Вот ваш великий Мадач!.. Здесь, на чужбине, вам должно быть приятно вспомнить родной язык, в особенности в условиях такой красивой и звучной формы… Увы, я не владею венгерским языком. Но даже в переводе ваш поэт пленяет меня красотою и музыкальностью своего стиха…

Графиня и Вовка вернулись в отель. И прямо к Ирме. Он покинет ее лишь на рассвете. Так он решил еще там, на Мойке.

— Покажи книгу мне. Джулия… Нет ли каких-нибудь иллюстраций в духе моего настроения? Зичи ведь был большой художник греха! И так соблазнительно рисовал любовь, как никто…

Он хотел разорвать голубенькую ленточку, но Ирма — женщина всегда женщина — аккуратно ее развязала.

Из книги выпал на ковёр белый, твердый и пухлый конверт. В нём оказалось пять тысяч новенькими, хрустящими пятисотрублевками.

— Как это галантно!.. — воскликнула графиня, тронутая, умиленная.

— Да, это очень галантно, — механически-равнодушно согласился Вовка, обнимая ее…

5. «Наемный убийца»

Борец Вебер, чемпион Вены, был добросовестный малый, во-первых, и солидный, аккуратный немец, во-вторых. Раз он взял на себя известное обязательство, получав к тому же, еще кругленький аванс, он должен это свое обязательство с наивозможной точностью выполнить. Деньги — деньгами. Но эта дама взывала к его патриотическим чувствам. Уж он ли не патриот? И хорошенько проучить ненавистного серба, проучить до путешествия на тот свет включительно, разве эта перспектива не была заманчивою для всякого доброго австрийца? А чемпион Вены всегда был самым завзятым австрийцем, искренно убеждённым, что эти «славянские свиньи» только и созданы Господом Богом что на потребу и пользу истинным сынам габсбургской короны. Так учили Вебера в школе, так учили его в казарме, когда он отбывал повинность в гарнизоне Граца, так учили его везде и повсюду…

Неповоротливые мозги Вебера уже обдумали нехитрый план действий. Ему важно встретить серба лицом к лицу, и тогда борец, смотря по вдохновению, наступит на ногу, толкнёт или крепко выбранится. Самое лучшее — то и другое, и третье вместе. Серб, по южной пылкости натуры своей, ударит его. Необходимо, чтоб он первый ударил. А тогда… Вебер знал, что ему делать тогда… и, главное, что с него спросишь? Взятки — гладки!.. Самооборона!..

Вебер видел Ненадовича, знал, что ему придется иметь дело с мужчиной сильным и вида весьма решительного. Но что такое сила, хотя бы и выдающаяся, обыкновенного смертного, по сравнению с таким великолепным человеческим механизмом, какой представляет собой чемпион Вебер? А его кулаки величиною с окорок и тяжестью с добрый молот?..

Каждый вечер, после борьбы, австриец, как на службу отправлялся из своего увеселительного сада на Литейный и с беззаботнейшим видом фланера, сдвинув тирольскую шляпу с пером на свой буйволовый затылок и насвистывая из «Веселой вдовы», слонялся мимо подъезда меблированных комнат «Сан-Ремо».

Первый вечер он прошатался до двух часов ночи. И плюнув, уехал голодный в свои грязные меблирашки, где-то на Садовой. На следующий день австриец в борьбе участия не принимал и наблюдательный пост свой занял с десяти вечера. И хотя эта прозрачная ночь была северная, чухонская, но духота, насыщавшая воздух, в пору югу, с его темными, хоть выколи глаз, ночами…

Ненадович засиделся у своего посланника. Они вдвоём обсуждали всякие дальнейшие возможности, связанные с похищением документов. И попутно коснулись тревожных вестей из Белграда. Так основательно коснулись, что майор покинул сербскую миссию во втором часу ночи.

Он шёл своей твердой походкой, и всякий, глядя на него, угадывал в этом штатском офицера. И хотя там, у себя, на родине, под бархатными звездными небесами, он привык к истоме тёплых ночей, ему было душно — всю дорогу, как веером, обмахивался котелком.

Еще сотня-другая шагов, и он у своего подъезда. Навстречу ему — какая-то грузная туша. Ненадович опытным глазом спортсмена тотчас же угадал по характеру силуэта фигуру борца-профессионала. У них особенная походка, особенная манера держаться у этих людей.