В когтях германских шпионов

Вместо обоза — гудел по дороге автомобиль. И так как по направлению в занятый немцами Калиш могли ехать лишь немцы, поручик приказал обстрелять автомобиль и сделать все возможное, чтоб его задержать… Это удалось… Наполовину удалось… Канальи — их, кажется, было двое — убежали, оставив в виде приза эту женщину…

Наконец она приходит понемногу в себя. Помертвевшее лицо ожило какой-то слабой судорогою, тихо шевельнулись губы, дрогнули опушенные длинными ресницами веки…

Прибежал, звеня шпорами и придерживая шашку, Бондаренко.

— Давай!..

Офицер отвинтил у фляги оловянный стаканчик, налил коньяку и поднёс к губам женщины.

Открыв глаза, с испугом, щурясь на яркий свет фонарика, она озиралась… Охватил ее ужас, и вся задрожала… Ей почудилось, что этот блондин-офицер, с бородою и вытянутым овалом лица — он, положительно он!.. — германский кронпринц, которого она видела несколько раз так же близко…

Заметив её страх, офицер пытался ободрить ее:

— Сударыня, мы — русские, не бойтесь… Мы не сделаем вам ничего дурного… Глотните коньяку, это вернёт вам силы?

— Русские!.. — У неё отлегло; вырвался вздох.

— Выпейте немного… Вам неудобно?.. — Офицер помог ей сесть.

— Я благодарна… Вы меня спасли… Я совсем плёхо гаварю русски язик…

— Будем говорить по-французски… Если вам нетрудно, скажите, как это случилось и кто вы?.. Но сначала позвольте представиться: уланский поручик, князь Солнцев-Насакин…

— Князь Солнцев-Насакин!.. — воскликнула Ирма. — Боже мой, я встречала вас в «Семирамис-отеле»!.. Я знаю вашу сестру, княжну Тамару… Я вчера только видела ее в Варшаве… Знаю брата вашего, князя Дмитрия…

— Так вы — графиня Чечени?.. — воскликнул в свою очередь князь Василий. — Вот необыкновенная встреча! То-то ваше лицо показалось мне сразу таким знакомым… Судьба! После блестящего «Семирамиса» вдруг здесь ночью, среди поля, где рыщут немцы… Какое счастье, что вы живы!.. Мои молодцы обстреливали машину самым основательным образом. Весь кузов изрешетили… Да вот и здесь на передке… видна кровь… Вот еще…

Солдаты поражены были не менее своего офицера. И хотя не понимали ни слова, но не было для них никакого сомнения, что поручик и эта женщина, которую он привёл в чувство, знают друг друга.

— Однако не стоять же нам среди поля… Выстрелы могут привлечь немецкий разъезд, а нам в данном случае гораздо важнее сцапать этого гуся — мельника… Если машина не испорчена, я буду вашим шофёром, графиня… И мы вернемся потихоньку на мельницу… Дорогой вы мне расскажете все… Я вышлю вперёд моих людей, чтоб задержать мельника… Мы же будем ехать сзади, потому что, если двинемся в первую голову, шум мотора может вспугнуть все это осиное гнездо предателей… На конь!.. — приказал офицер.

Солдаты бросились к лошадям, и через несколько минут полевым галопом мчались уже назад, к мельнице… А за ними, в полуверсте, Василий Насакин вёз в автомобиле графиню.

На шофера так и не наткнулись… Флуг с невероятной силою вышвырнул его, и он упал где-то у дороги…

К Шуберту доносились выстрелы. Но он не знал толком, в чём же дело, кто на кого напал, на чьей стороне удача, и не видел пока основания к бегству…

На всякий случай он заперся в доме. И когда, спешившись, уланы стали колотить прикладами винтовок в дверь, он долго не открывал, соображая, как ему быть: защищаться или покориться своей участи?

На его беду, трое немцев-рабочих — он мог бы их вооружить — захвачены были русскими. И так как они отчаянно отбивались, царапаясь и кусаясь, их связали.

Шуберт начал отстреливаться из окон. Тогда уланы высадили дверь, ворвались в дом и в конце концов обезоружили Шуберта, скрутив ему за спиною руки.

Увидев перед собою офицера, мельник обалдел. И ему, как и графине, в первую минуту почудилось, что перед ним сам кронпринц — до того разительно было сходство поручика с Вильгельмовым первенцем…

Князь допрашивал мельника в той самой комнате, где какой-нибудь час назад томилась узницею графиня. По соседству фрау Шуберт билась в истерике, и возле неё хлопотала монументальная девица с красным, теперь бледным, как стена, лицом. Даже руки, и те побелели…

Шуберт нагло отрицал все свои вины. Он — мельник, честный мельник, и нет ему никакого касательства ни до русских, ни до немцев… И если они воюют между собою — пусть, это их дело; он же — человек мирного труда… Он молол хлеб для немцев?.. Да!.. Он и не пробует отпираться… Завтра привезут ему хлеб русские — он будет его молоть для русских… Он — коммерсант, а не политик и не солдат… Что же касается всей этой истории с Флугом, Флуг привёз к нему эту даму, как жену свою… И не его, Шуберта, дело мешаться в семейные отношения и дрязги…