В когтях германских шпионов

Но, допустим, Вовка с помощью своих связей и секретного документа, оказывающего такое магическое воздействие на жандармские и военное-железнодорожные власти, получит в собственное распоряжение отдельное купе? И все-таки даже в этом относительном комфорте везти Ирму было бы риском для её здоровья.

Тем более Арканцев требует его к себе на один день, и он тотчас же вернется назад в Варшаву.

С другой стороны, какое-то прямо суеверное чувство мешало оставить графиню одну. Он рисовал себе всякие ужасы… Мерещилось, что Флуг-Фантомас, этот хищник, притаился где-то близко и ждёт лишь удобного случая, чтоб без промаха вонзить в свою жертву кровожадные когти…

Умом Вовка думал другое. Флуг, после всего случавшегося, при всей своей дьявольской неуязвимости, вряд ли отважится так скоро вновь проникнуть в Варшаву. Вряд ли… Но — бережного бережёт Бог. Он, Вовка, обязан оградить Ирму от каких бы то ни было покушений.

Жить ей без него здесь, в "Бристоле" — рискованно. Будь еще княжна Тамара, Вовка оставил бы графиню на попечение этой сильной энергичной девушки. Но вот уже третий день, а о Тамаре — ни слуху ни духу… Сонечка разве? Но вспомнив Сонечку, Вовка не мог удержаться от улыбки, хотя в его настроении ему совсем не до улыбок. Эта милая Сонечка сама нуждается в опекуншах и няньках, и, кроме того, все, что не Гуля Малицын, — не существует для неё. Она им только и бредит. Слушает его музыку, смотрит в его знойные, томные от глубокой тени длинных ресниц глаза и на вспотевших стёклах балкона, пишет пальцем "Гуля, Гуля, Гуля", повторяя:

Вянет лист, проходит лето…
Иней серебрится…
Юнкер Шмидт из пистолета.
Хочет застрелиться.

Нет, решительно нельзя положиться на Сонечку.

Но как же быть, что делать? Уже второй телеграммой, лаконически-приказывающей, торопит его Арканцев.

И вдруг луч света пронизал колеблющуюся тьму.

Вовка вспомнил Бориса Сергеевича Мирэ. Вот кто, помощник редактора газеты "Четверть секунды" может быть полезен! Кстати, он так расхваливал пансионат пани Кособуцкой. И если Ирма туда переедет и ее поручить заботам жены Мирэ, такой же, вероятно, милой, обязательной, как и он сам, — чего же лучше? Скромный пансионат, маленький. Все жильцы на счету. Не хаотическая гостиница, куда незаметно может проникнуть опасный враг под той или иной маскою.

Сказано — сделано.

Вовка помчался на Госпитальную. У ворот высокого нового дома — фарфоровая дощечка с надписью: "Пансионат г-жи Кособуцкой". И рядом — это же самое на польском языке.

Лифт поплыл вместе с Вовкою в шестой этаж.

Мирэ в своём фантастическом костюме охотника за львами, с заряженным револьвером у пояса, диктовал жене очередную корреспонденцию. Миниатюрная, совершеннейшая колибри, с пышными, прекрасными волосами, Евгения Владимировна чётким бисерным почерком своим поспевала за диктовкою мужа.

— "…Грозный цеппелин, казавшийся исполинской сигарою, пронизывал облака. И вспыхивало вокруг него множество крохотных облачков. Это были разрывы снарядов…" Есть, Женичка?..

— Есть, Боря.

— Дальше… — Борис Сергеевич, жуя мягкими гуттаперчевыми губами, припоминал: — "И в этот момент.."

Но в этот момент как раз постучали в дверь.

— Вот не вовремя! — поморщился Борис Сергеевич. Но, увидев Вовку, просиял весь: — А, это вы, Владимир Никитич? Рад видеть! Рад видеть обладателя знаменитой ассирийкой бороды.

— Я вам не помешал?

— Разве вы можете помешать? Вы всегда желанный! Всегда! А мы тут пишем… Женечка, позволь тебе представить…

Вовка извинился, что прямо в шинели. Но он так спешит и забежал на минуточку… Он в нескольких словах изложил цель своего посещения.

— Великолепная идея! — подхватил Мирэ. — Кстати, есть одна свободная комната. Перевозите сюда графиню, и ей будет здесь чудесно! Мы с Женечкой не дадим ей скучать. Кормят на убой и феноменальная дешевизна! Что такое? Флуг? Посмотрел бы я, как он сюда явится! А это на что?..

И Борис Сергеевич хлопнул себя по кобуре с заряженным револьвером.

— Первая пуля прямо в переносицу. И — никаких гвоздей! Кстати, как здоровье графини? Лучше… Слава богу! Ах, этот мерзавец Флуг! Попадись он нам только!..

Милейший помощник редактора "Четверти секунды" сделался ужасно воинственным.

Но — от слов к делу.

Борис Сергеевич познакомил Вовку с пани Кособуцкой — полной почтенной дамой, не говорившей ни слова по-русски. Вовка объяснялся с нею по-французски…

Через час он перевёз в пансионат Ирму, а еще через час уехал в Петроград.

Ирме казалось, что она где-нибудь в санатории очутилась — так было кругом спокойно и тихо. Ни шума, ни суеты, ни звонков…

Миниатюрная Евгения Владимировна посвящала графине все свое свободное время. Она была свободна целый день, за исключением двух часов, когда писала под диктовку мужа. Эти два часа были для неё, влюбленной жены, — сплошным священнодействием.