В когтях германских шпионов

Завтрак и обед приносили графине в её комнату. Все же остальное население пансионата принимало пищу в светлой, обширной столовой. Добрая половина комнат занята была бесчисленными племянницами и племянниками доброй пани Кособуцкой. Самые требовательные и самые напряженные жильцы, потому что ни копейки не платят, считая обязательным долгом тетушки содержать их за счет прусского короля.

Кроме этих племянников и племянниц в столовой сходилась довольно разношерстная компания. Какие-то бесцветные чопорные дамы, какие-то жгучие брюнеты коммивояжёрского типа, бритые актеры, певицы. Пожилые господа необыкновенно солидного вида. Выскочившие из немецкого плена в чём попало беглецы Ченстохова и Калиша…

В каждом пансионе имеется свой комический элемент. И в пансионате г-жи Кособуцкой имелся таковой, в лице вечно суетящейся, провинциального типа, пожилой девы, которая, несмотря на свою девственность — по-видимому, ей это шло впрок, — отличалась изрядной полнотою. Помещица, сбежавшая из своего "майонтка" на Подолии, разграбленного австрийцами. Ходила она в каком-то нелепом зелёном платье. Ее так и прозвали "Зелене небезпеченьство" — "Зеленая опасность". В самом деле, она ни минуты не могла оставаться спокойной. Исчезала и возвращалась с целым коробом "самых последних новостей". И всегда — самого безотрадного свойства. Какая сорока приносила ей эти новости на своём пегом хвосте, — это был секрет подольской помещицы. И когда все уже бывали в сборе, она последней садилась за стол, обводя глазами соседей, не замечая выжидательных улыбок.

— Я только что узнала, всем нам грозит большая опасность!.. А может быть и смерть. Германцы со всех сторон обложили Варшаву, и пятьдесят цеппелинов будут бомбардировать город сверху… Бедная Варшава… Бедные мы!..

Сидевший против Зеленой опасности драматический артист Павловский, делая усилие, чтоб не расхохотаться, с невозмутимейшим видом перебивал свою визави:

— Пани, я должен сказать, что ваши сведения грешат неточностью…

— А я должна сказать пану, что получила эти новости из самых верных уст…

— Я не сомневаюсь, но вкралась одна ошибка. Не пятьдесят цеппелинов будут атаковать Варшаву, а сто двадцать восемь. Это самая верная цифра…

— Вот-вот я сама хотела сказать: сто двадцать восемь!..

На другой день:

— А вы знаете, мне сказали, что русским, французским и английским пленным живется чудесно у немцев! Кормят их — несколько блюд получают простые солдаты! Мяса и хлеба вдоволь!..

Павловский не оставался в долгу:

— Пани упустила одну подробность.

— Какую?..

— Вы забыли добавить, что каждому пленному солдату полагается в Германии бутылка шампанского…

— Вот-вот! А что вы себе думаете, я сама хотела сказать… Но пан Павловский всегда меня перебьёт… Пан Павловский что-то против меня имеет…

— А кто не хочет, — продолжал Павловский, — тем насильно вливают шампанское в рот…

Зеленая опасность не решалась ничего ответить. Может быть, это верно, а может быть, Павловский захотел посмеяться над нею? Такой уж народ — артисты. Свяжись только с ними!..

В конце концов, ее затравили, беднягу. Особенно стал изощряться над нею Мирэ:

— А вы знаете, австрийцы уже в Киеве…

— Не может быть!

— А германцы идут на Москву…

— Скажите, пожалуйста!

— Они задумали поход на Сибирь, чтоб соединиться с дружественными китайцами. Кавалерские отряды уже достигли Урала.

Ошеломленная помещица, не доев сладкого блюда, спешила к знакомым, чтоб сообщить им "самые последние новости".

Весело жилось в пансионате пани Кособуцкой…

30. Старые счеты

Да, это были "гусары смерти"…

Тамара вспомнила, как они шли без оружия, под конвоем, по улицам Варшавы… И траурная, рассчитанная на мрачный эффект форма казалась лишней и жалкой и не только никого не пугала, наоборот, смеялись в публике при виде этих белых черепов, нашитых даже на рейтузы…

Здесь же, среди поля, всадники с карабинами, саблями, с опущенной на подбородок "чешуею", сообщающей лицам что-то походно-суровое, производят внушительное впечатление… В особенности если, выхватив саблю, они окружают остановившийся воз с двумя беззащитными пассажирами, девушкой и стариком…

Беззащитными?..

Княжна вспомнила ясно и четко про свой револьвер, отделанный перламутром. Именно, перламутром… И что такое в её руках эта безделица против шести вооружённых до зубов кавалеристов?..

Шести… Шестой — офицер…

Тамара еще не успела испугаться, как следует. Главный испуг в таких случаях — всегда впереди… И поэтому, с какой-то жуткой, цепляющейся крепко за что только можно уцепиться, ясностью, работала мысль…

Множество упрёков себе самой, и только себе!.. Тоскливое сожаление, самое тоскливое, потому что — непоправимо позднее… И безрассудством, сплошным, диким и глупым, выяснилась вдруг вся эта поездка… Надо было слушать коменданта, Сонечку, седоусого пана, а главное, себя, потому что все время ее мучило искусственно баюкаемое доверие к тому, во что нельзя верить…

Минуту назад она была вольной и гордой, все, решительно все, делая, что захочет…

Ах, как противно мигают сабли, близко так. И зачем?.. Зачем, когда все это ненужно…