В когтях германских шпионов

Загипнотизированный этим начальническим, приказывающим голосом, Шнейдер, тряхнув стариною, чисто по-военному, в три приема, сделав поворот, удалился.

Флуг встретил улыбку графини.

— Я кусала губы, чтоб не расхохотаться… Вы нашего бедного директора вогнали в священный страх и трепет.

— Иначе нельзя… Это дисциплина… Железная дисциплина, необходимая в нашем деле… И попробуй он дальше возражать, я швырнул бы его вниз головою с этой площадки… Кончено!.. Теперь он будет как шелковый… А вы, графиня, дайте мне ваш «кодак», и я займусь проявлением драгоценных снимков…

Не успел Флуг сойти вниз, ему доложили, что его зовут к телефону… Переговорив из своего номера, Флуг поспешно уехал. Уехал, сказав Ирме:

— Ни минуты свободного времени!.. Должен сейчас быть на одном важном заседании… Возьмите аппарат к себе… И если я не успею проявить и сделать отпечатки — весьма может статься, что я завтра же покину Петроград… этим займется другое лицо…

Флуг был на заседании, успел заглянуть еще кой-куда и только в десятом часу вечера таксомотор повез его на окраину, вдоль широкой, застывшей под дыханием светлой прозрачной ночи реки… В одном месте булыжная мостовая переходила в ровную асфальтовую набережную. За монументальной чугунной решеткою, в глубине такого же асфальтового двора, поднимался четырёхэтажный корпус электротехнического завода Гоганзеля… Работы давно кончились… Темно было в многочисленных окнах по фасаду, и не курились дымом высокие, поднимавшиеся к бледным небесам трубы.

Во дворе, сбоку, стоял двухэтажный особняк владельца. Таксомотор остановился у освещённого двумя молочными шарами подъезда.

Старый лакей во фраке ответил Флугу по-немецки:

— Господин Гогайзель в «погребке Фауста»… С ним еще несколько друзей… Вас ждут…

Лакей провел гостя через анфиладу комнат, убранных с тяжеловесной богатой роскошью, и с картинами из немецкой жизни и кисти немецких художников.

Где-то в глубине дома пришлось спуститься по витой, чугунной лестнице. Доносился громкий, самодовольный хохот нескольких голосов. Лакей распахнул дверь, и Флуг вошёл в «погребок Фауста».

За крепкими дубовыми столами сидели в облаках табачного дыма хорошо одетые люди. И перед каждым — исполинская, тяжелая каменная кружка. «Погребок Фауста» был чем-то средним между сталактитовым гротом и одной из пивных, сохранившихся еще в Нюрнберге и Дрездене, чуть ли не с пятнадцатого века, во всей своей неприкосновенности.

Гогайзелю надоело бражничать со своими друзьями в обычных условиях ресторана, или в своей собственной громадной столовой. И вот появился «погребок Фауста», обошедшийся заводчику в несколько десятков тысяч… Но что ему десятки тысяч, раз отъевшийся на русских хлебах Гогайзель ворочает миллионами…

Дубовые столы, подлинные, прожившие немалый пятисотлетний век, столы немецких кнейп, перекупленные от владельцев втридорога и привезенные в Россию. Стены расписаны известным берлинским художником Зоммером, специалистом по части декоративных панно, иллюстрирующих служение Бахусу. Толстые, медно-красные голые мужики, сидя верхом на бочках, поднимали кверху пенящиеся кружки. Женщины, таких же монументальных размеров и тоже голые, медно-красные, с тупым, животным бесстыдством кокетничали с этими, оседлавшими бочонки с пивом «кавалеристами». С ноздреватого, неправильного потолка спускались к таким же неправильным углам конусы каменных сталактитов. И средь них запутались какие-то чудовища, летучие мыши, головастики, гномы, лягушки, нетопыри. И у всей этой нечисти — громадные электрические глаза вспыхивали синими, красными, зелеными и желтыми огнями.

Вот в какой обстановке насасывались мюнхенским пивом, дымя сигарами и трубками, Гогайзель с его гостями.

Флуг встречен быль шумно и радостно.

В облаках табачного дыма замелькали тяжёлые готические кружки и слышалось отовсюду «хох!».

14. «Рыцари пьяной библии»

Новому гостю мигом, с поспешной предупредительностью, подвинули ящик сигар, и перед ним выросла кружка, опоясанная барельефом из жизни ландскнехтов. Было какое-то неизменное изречение заостренными буквами, а свинцовая крышка герметически сохраняла свежесть, вкус и запах доброго мюнхенского пива.

Гогайзель, румяный, светлоусый гигант с маленьким черепом и мясистым бульдожьим лицом, подсел к Флугу.

— Скоро в путь, наш уважаемый гастролёр?..

— Пожалуй, завтра, даже наверное завтра! А вот что, любезный Гогайзель…

И под говор всех остальных Флуг изложил хозяину свой план относительно радиотелеграфной станции.

Гогайзель кивал головой.