Герр ритмейстер, придя в благодушное настроение, подсев к пианино с висевшим над ним портретом-олеографией кайзера Вильгельма, сыграл «Вахт-ам-Райн».
Так прошёл день и наступила ночь, темная, безлунная, с пеленою облаков, застлавших звёзды…
24. Дама под вуалью
Ирма из себя выходила…
И задавал же ей египетскую работу Флуг каждой своей телеграммой. Бог знает сколько времени уходило, чтоб расшифровать депешу в каких-нибудь семьдесят — восемьдесят слов!.. Цифры, цифры, цифры… Ночью они вырастали в кошмарных, скелетоподобных уродцев и сухо стучащим, как мертвеца кости, хороводом плясали у изголовья Ирмы…
Вот до чего довёл ее Флуг! Правда, и для него каторга склеивать все эти цифры из повсюду в книге разбросанных букв, но ей от этого сознания, право, нисколько не легче.
И с карандашом — в час по ложке столовой — добивалась она смысла из этих, понахватанных на любой странице — извольте отыскать ее — букв.
Как быть с восстановленными депешами? Удобней и проще всего, получив и расшифровав их, уничтожить. Концы в воду — и на душе легче и с плеч долой… Никаких, по крайней мере, улик…
А с другой стороны, каждая такая телеграмма — документ против Флуга, хотя и не его рукою написанный. Ирма личным опытом знала, как дорог бывает вовремя припрятанный клочок бумаги и какую он может иногда сослужить драгоценную услугу…
А между нею и этим американцем бранденбургской фабрикации мало ли что может произойти! Флуг, человек, против которого необходимо всегда иметь камень за пазухой. И пусть таким камнем будет пачка его депеш…
Вот одна из телеграмм, отнявшая у Ирмы целое утро:
Флуг приказывает, графиня должна повиноваться. Она поехала на Сергиевскую. В австро-венгерском посольстве ее снабдили не только биографическими и всяческими еще данными, касательно особы майора Ненадовича, но еще предупредительно показали его фотографию.
Бравый, красивый южно-славянской красотою офицер, с четкими, энергичными чертами лица. Небольшие усы, огненный взгляд. Парадная шапка с белым султаном и вся широкая грудь в орденах за храбрость, геройски проявленную в трех последних войнах — турецкой, болгарской и албанской.
Ирма узнала адрес молодого майора, его телефон; узнала, что он не только отважный офицер, но и большой донжуан. Белобрысый, как спаржа тонкий, первый секретарь, с осведомлённостью завзятого сводника, назвал графине тех дам, которые грешили с майором. Секретарь, поблескивая замаслившимися рыбьими глазами, обмолвился, что при пылком темпераменте серба графиня имеет все данные выполнить до конца свою миссию…
Легкий тон молодого человека покоробил Ирму. Восточными глазами своими она смерила с головы и до ног несуразную, длинную фигуру спаржевидного секретаря…
Ненадович жил в меблированных комнатах на Литейном. Он только что позавтракал на Невском в одном из ресторанов и не спеша, походкою фланирующего человека, возвращался к себе. Стройный, с мускулистым, сильно развитым телом, он шёл гремя саблей. Женщины заглядывались на красивого офицера в чужой, незнакомой форме, фуражке с бархатным лиловым околышем, в сером походном мундире и в чёрных, до колен, ловко охватывающих ногу гетрах.