В когтях германских шпионов

25. Кабинет № 3

Здесь, в своей комнате, майору было еще страннее чувствовать себя с глазу на глаз с этой женщиной, лицо которой для него — загадка. Густая вуаль, к тому же двойная, почти непроницаема.

Это совсем другое, чем маска. Маска закрывает вплотную. Вуаль же дразнит, отделываясь какими-то, не дающими покоя, намеками…

Ненадович жадно тянулся к незнакомке.

— Снимите же!.. Дайте взглянуть на вас! Я готов поклясться, вот на этой самой сабле с запекшейся кровью трех войн, что я не буду следить за вами, узнавать кто вы и что вы… Один миг!..

— Не просите… Я верю вам и вашей клятве, но… кстати… Неужели — запекшаяся кровь?..

Он снял со стены саблю в металлических ножнах, погнутых, бывших во всякой боевой и походной переделке и вынул острый клинок, весь темно-красный какой-то зловещей ржавчиною.

Дама под вуалью хотела коснуться своим нежным и тонким пальцем лезвия. Он отдернул саблю.

— Боже сохрани вас… Малейший порез — и не миновать заражения крови.

— Да? Прямо пугаете!.. И сейчас, в этой мирной обстановке, — все еще страшное оружие… Что же там, на войне!.. И вы лицом к лицу… рубили?..

— А то как же… На моей душе немало посеченных турок, болгар и албанцев… Но мне все-таки далеко до моего деда…

— Так что сабля ваша насытилась кровью?..

— О нет, еще далеко нет!.. Я ее еще берегу для встречи с мадьярами и швабами… Не миновать же войны, в конце концов!.. И тогда… Мы, сербы, припомним Боснию и Герцеговину!..

Голос Ненадовича окреп вдруг какой-то пророческой мощью. И жестокий огонёк вспыхнул в его горячих южнославянских глазах…

Женщина, чуть вздрогнув, спросила:

— Разве сербы так ненавидят австрийцев? За что? Может быть, мой вопрос глупый… Но я — полнейший профан в политике…

— За что?.. За что? — с горечью усмехнувшись, повторил майор. — Нет подлее страны! Нет подлее правительства, чем австрийское! Нет! К туркам и десятой доли не питали мы той ненависти, которой с колыбели вскормлен каждый серб по отношению к Австрии… Турки — дикари! Но у них было что-то похожее на благородство. Пусть азиатское, варварское, но все же благородство. Австрийцы же — это «культурные» угнетатели, провокаторы, мошенники, подделыватели документов… Каждый посланник, каждый дипломат — чернильный бандит, способный подсыпать вам в кофе яд, сфабриковать какие угодно документы, лишь бы оклеветать славян вообще и сербов — в частности… Заветная мечта моей жизни — дождаться войны… Весь мой народ встанет как один человек! Дети, старики пойдут, женщины! И в Будапеште или Вене, занятых русскими и сербскими войсками, будет продиктован унизительный мир для этой швабско-мадьярской сволочи!..

Какая-то вдохновенная свежая сила чувствовалась во всей мужественной фигуре и в страстно звучащем голосе Ненадовича. Он опомнился вдруг.

— Зачем это я? Вам скучно! Да и не поймете… Надо быть сербом, чтоб понять всю нашу ненависть к этой подлой, разлагающейся стране с её полусгнившими Габсбургами… Но почём я знаю? Быть может, вы сочувствуете… и я невольно оскорбил ваши симпатии… В таком случае извиняюсь… Но довольно политики. Что же нам не дают чаю?..

Он позвонил.

Дама усмехнулась под густой вуалью.

— Можете не стесняться, майор… Мне нравится эта ваша благородная горячность, и, если уж хотите знать, в жилах моих течёт скорее итальянская кровь… Мой дед погиб в Виченце от руки палачей фельдмаршала Радецкого. Этим все сказано…

— Вот видите! Как я рад! — подхватил Ненадович. — Рад, хотя для вас лично во всем этом больше горя, чем радости…

Горничная внесла на подносе заботливо сервированный чай со сливками и разным печеньем. Сказав: «Здравствуйте, барыня», — и поставив чай на круглый прикроватный стол, удалилась. В раскрытую дверь вошёл мальчишка.

— Пожалуйте к телефону!..

Серб, извинившись, покинул гостью. Через минуту вернулся.

— Вас, может быть, куда-нибудь вызывают? Пожалуйста, не стесняйтесь…

— Нет, никуда. Из посольства звонили… Завтра один из секретарей уезжает курьером в Белград… Напомнили, чтоб я переслал через него одну бумагу в Военное министерство. Надо ее сейчас отправить…

На письменном столе, рядом с чернильницей — майоликовый стакан для карандашей и перьев. Ненадович взял со дна стакана ключ, открыл ящик письменного стола и, добыв оттуда какую-то бумагу, заклеив ее в большой конверт, запечатав и надписав адрес, вышел вместе с пакетом.

Ящик остался выдвинутым. Незнакомка, бросив опасливый взгляд на дверь, кинулась к ящику, раскрыла шире… Так и есть… То, что ей нужно! Чертежи, планы и карты на прозрачной кальке… Тетрадь в каких-то цифрах, пометках и выкладках, развернутая…

Донеслись твердые, энергичные шаги. Дама под вуалью быстро задвинула ящик, уйдя в рассматривание дедовских пистолетов.

— Еще раз, виноват. Надо было экстренно отослать… — извинился майор.

Щёлкнул замок… Ненадович вынул ключ и бросил его на дно майоликового стакана. Дама украдкою следила за ним.

— Сливки, варенье, лимон, что вам по вкусу? — угощал майор.

Она пригубила из чашки, спохватившись: