В когтях неведомого века

«Эх, еще бы соснуть минуток шестьсот, как говаривал пожилой прапорщик на военных сборах в незапамятные послеинститутские времена, – расслабленно думал Жора, наблюдая сквозь полупрозрачные алые веки за игрой солнечного луча: нестерпимо хотелось спать – видимо, давали о себе знать бессонная ночь и небывалое волнение… – Ну, хотя бы не шестьсот, а всего шестьдесят… Нет, нельзя. Жанна, конечно, уже истомилась там, в промозглой своей клетке, а ты, сибарит, нежишься под теплым одеялом…»

Арталетов, как раньше, в далеком детстве, сосчитал про себя до десяти, потом, не удержавшись, еще раз до десяти и, решительно отбросив одеяло, сел на кровати.

Прямо на него из любимого кресла смотрел, забросив ногу в заляпанном грязью сапоге (под утро прошел дождик) за ногу, Леплайсан.

– С добрым утром, господин шевалье, – самым любезным тоном поприветствовал он Георгия, ошеломленно протиравшего кулаками глаза. – Как спалось-почивалось? Кошмары не мучили?

– А, вы уже встали, – протянул, отчаянно зевая, д'Арталетт. – Подождите минутку, я сейчас соберусь, и поедем…

– Не торопитесь, Жорж, – посоветовал шут без улыбки. – Лучше ложитесь обратно и досыпайте с Богом.

– Да нет, – запротестовал Жора, выбираясь из постели и нащупывая босыми ногами на холодном полу, по неистребимой «будущей» привычке, уютные домашние тапочки, здесь, естественно, отсутствующие. – Я уже готов…

Леплайсан не отвечал, печально глядя в окно.

– Нет необходимости… Я только что с угла улицы Гро-Шекс, что напротив золоченого барельефа с метеором работы Николя Фламеля…[76]

– Оттуда, где сжигают колдунов и еретиков? – переспросил Георгий, чувствуя, как сжимается в нехорошем предчувствии сердце.

– Вы сами догадываетесь… – вздохнул шут, в этот момент как никогда более не похожий на шута.

– Не тяните, Людовик!

– Там ставят столб для сожжения… И уже собирается толпа.

Чувствуя, как предательски слабеют ноги, Жора опустился на развороченную постель.

– Когда?..

– Сегодня, в шесть часов вечера… Мы ничего не успеем.

– Но…

– Сегодня, с утра пораньше, кардинал де Воляпюк явился к королю и выложил подвески, заявив, что ему их ночью подкинули. В доказательство предъявил следы «надругательства» над собой, разбитое окно особняка и следы в том месте, где злоумышленники перебирались через ограду. Лиц их он, конечно, не разглядел… Хоть в этом выполнил условия договора, каналья…

Арталетов обхватил ладонями голову и застонал.

– Вы сами виноваты! – вскипел внезапно Леплайсан. – Я же предлагал заставить старого подлеца написать чистосердечное признание!

– Он мне показался порочным, но все еще порядочным человеком… И подвески ведь эти он не из жажды наживы заказал стянуть, а из любви к королеве.

– Как же, порядочный! Да поймите, глупый вы человек, что не подняться на самую вершину церковной иерархии без изворотливости! Нужно врать, лжесвидетельствовать, нанимать убийц, травить соперников. Шутка ли – один шаг до самого папского трона!

– Все равно…

– А кто верещал: «Подло… Мы же не следователи КГБ…»? Пояснили бы хоть, что это за КГБ такой… Кавалерийский Гвардейский Батальон? Команда Гадских Бандитов? Или Комитет…

– Какая теперь разница…

– Ладно, хоть кот в накладе не остался. Тысячи полторы золотых экю, венецианских цехинов и испанских квадруплей с… утащил.

– Какая теперь разница…

– Что вы заладили «какая разница» да «какая разница»… Не рыдайте, как девица, Жорж! Будьте мужчиной! Жанне теперь ничем не поможешь, но…

Взгляд Арталетова внезапно прояснился:

– Как это не поможешь? Очень даже поможешь…

* * *

Между прочим, несмотря на средневековье, удовольствие поглазеть на сожжение ведьмы выпадало парижанам не так уж часто. Из-за наплыва публики, собравшейся полюбоваться на казнь, верховому пробраться к месту казни было просто немыслимо, поэтому друзья бросили своих коней чуть ли не за квартал от цели, доверив их некоему малому, подрядившемуся покараулить животинок за шесть денье.

Толкотня и давка на подступах к площади живо напомнили Георгию ажиотаж близ какого-нибудь из московских стадионов в день эпохальной встречи, допустим, «Спартака» и «Зенита». Только толпа была расцвечена не в два основных цвета, а, по обыкновению, напоминала цыганский табор накануне ярмарки с непременным лошадиным присутствием.

Жора спасовал бы перед людской круговертью, если бы не два обстоятельства: во-первых, там, впереди, ждала его помощи милая Жанна, а во-вторых, он следовал в кильватере за таким мощным «ледоколом», как Леплайсан, которому все местные столпотворения были, как говорится, побоку.

Так бы и проследовал наш тандем без особенных приключений, если не считать происков вездесущих карманников, уже успевших облегчить арталетовские карманы на энную сумму, воспользовавшись его занятостью. Увы, в толпе то и дело попадались знакомые шуту горожане обоих полов, с которыми тот считал своим долгом обязательно раскланяться, а то и перекинуться парой слов. Скорости продвижению это не добавляло, и д'Арталетт, наконец, вывернулся из-за спины друга и принялся пробиваться в эпицентр давки самостоятельно. Откуда только силы взялись.