В когтях неведомого века

Живописно, нужно заметить, выглядело это строение: покосившееся, сложенное из дикого, кое-как отесанного камня, двух-, нет, полутораэтажное (нижний ярус до самых окон, узких, как амбразуры, к тому же прикрытых решетчатыми ставнями, врос в землю), крытое черепицей и украшенное какой-то невообразимой башенкой с флюгером в виде петуха, видимо давно и навечно приржавевшим к штоку и теперь глядящим совсем не в ту сторону, куда дул утренний ветерок. Вместо фальшивого флюгера ветерок раскачивал висящий над дверью фонарь, под которым Арталетов разглядел некое подобие вывески: нечто длинное, имеющее сходство и с человеком и с рыбой; располагая определенной толикой фантазии, не без труда можно было опознать русалку. Или водяного. Точнее сказать было трудно, ибо, присмотревшись, можно было явно различить оба половых признака, то есть и бороду, и, к-хм, солидных размеров бюст… Чудовище, задняя, рыбья, часть которого неведомому художнику удалась гораздо лучше передней (с натуры рисовал, не иначе), сжимало в трехпалой руке мастерски выписанную пивную кружку, украшенную пенной шапкой, один вид которой заставил Жору ощутить зверскую жажду и вспомнить, что он ничего не ел и не пил уже несколько часов.

Помянув про себя нехорошим словом местных живописцев, творящих в неповторимой манере Остапа Бендера и Кисы Воробьянинова, и не надеясь на особенный успех (кто же работает в такую рань?), Георгий толкнул темную от времени щелястую дверь, висящую на монументальных кованых петлях…

Дверь оказалась не заперта, и за отсутствием всякого рода сеней или тамбура «шевалье» сразу очутился в полутемном помещении, заставленном широкими столами, сработанными, конечно, в расчете на богатырей, и такими же мощными скамьями.

Озираясь по сторонам, путешественник не сразу обнаружил хозяина заведения, едва заметного из-за высокой стойки, наподобие буфетной.

— Un bon matin[6], — вежливо поздоровался Жора, решив придерживаться той версии, что он все же очутился во Франции. — Vous le maitre de cette institution?[7]

Абориген, имевший, кстати, вид совсем не располагающий к доверию, возможно из-за неопределенного цвета пиратской «банданы», повязанной на голове, буркнул что-то неразборчивое и отвернулся.

— Je voulais commander au cercle de la biere,[8] — решив, что бармен, наверное, скорбен слухом, громко продолжил Арталетов.

На этот раз человек за стойкой проявил к вошедшему больше внимания и, нырнув на мгновение куда-то в недра своего оборонительного сооружения, зашуршал там чем-то невидимым.

— La biere… nous ne tenons… pas[9], — сообщил он, запинаясь чуть ли не на каждом слове, минуты эдак через две, причем с ужасным акцентом, не то что с нижегородским, а… — Le monsieur[10]…

— Comment tellement?[11] — возмутился Георгий. — Mais comment la representation a 1'enseigne?[12]

— La representation a 1'enseigne[13]… La representation a 1'enseigne… — забормотал странный бармен, почти полностью скрывшись из вида, потом, видимо отчаявшись, взгромоздил на стойку огромный «гроссбух», растрепанный и похожий на кипу макулатуры, и принялся яростно листать его, слюня время от времени пальцы. — La representation a 1'enseigne… Как же это сказать-то?..

— Что вылупился, чурка с глазами? — ласково спросил он, пристально глядя в лицо Арталетову, потерявшему от изумления дар речи. — Не понимают ни черта, заразы шепелявые, а ты тут объясняй им… Как это сказать-то? La representation a 1'enseigne…

— Так вы русский?!!..

* * *

— И шастают тут, и шастают, — ворчал себе под нос кабатчик, разочарованно пряча под стойку свой словарь-гроссбух и яростно протирая совершенно сухую стойку перед собой ветхой тряпкой. — И шастают, и шастают… Полы не успеваешь мыть за ними…

Очевидно, прояснив для себя национальную принадлежность раннего посетителя, хозяин окончательно потерял к Георгию всяческий интерес. Тот же, напротив, начал терять терпение:

— Так вы мне дадите пива или нет?

— La biere… Тьфу ты, пропасть… Пива нет. Русским языком сказано.

— Почему нет? На вывеске же ясно…

— Не завезли!!! — рявкнул кабатчик, швырнув на стойку тряпку, и прорычал сквозь зубы: — Могу предложить вино! Бапризо! Лариньяк!! Сотерн!!!..

— А воды?.. — робко поинтересовался Арталетов, так как замысловатые названия местных вин ему ровно ничего не говорили.

— Всегда пожалуйста! — радушно улыбнулся хозяин щербатым ртом, указывая пальцем на дверь. — Там, у порога, превосходная лужа. Свежая, вчерашняя… Будете довольны! Пейте себе на здоровье!..

Заключив, что лучше уж вино, чем ничего, путешественник решительно потребовал:

— Стакан этого… лариньяка, и побыстрее!

Кабатчик вместо того, чтобы кинуться со всех ног исполнять приказ, заинтересованно разглядывал что-то на притолоке, совершенно не обращая внимания на бедного, осатаневшего от жажды «дворянина».

— Стакан лариньяка, — тоном ниже попросил Жора. — Вы не расслышали?

Грубиян наконец снизошел до него, презрительно процедив через губу:

— Стаканами не продаем. Берите бутылку.