В когтях неведомого века

Немудрено, что перемазанные пылью и копотью друзья так и остались неузнанными, — старичок был подслеповат, но боялся новомодного «бесовского изобретения» — очков — пуще чумы.

— Вот это другой разговор! — удовлетворенно заметил шут, усаживаясь напротив кардинала в раскованной позе следователя…

26

Палач тем чарам ее поддался,

И хоть три дня перед тем молился,

Он трижды костер зажечь пытался,

И трижды факел из рук валился.

Но вот священный огонь пылает,

И диво дивное видят люди:

Огонь преступницу обнимает,

Ласкает плечи, целует губы.

Александр Фролов. «Святая Анна»

Георгий проснулся далеко за полдень и сладко потянулся, не открывая глаз.

Солнце било сквозь неплотно притворенные ставни окна, будто армейский прожектор, пресекающий в корне все поползновения изворотливого врага безнаказанно пересечь нейтральную полосу.

«Эх, еще бы соснуть минуток шестьсот, как говаривал пожилой прапорщик на военных сборах в незапамятные послеинститутские времена, — расслабленно думал Жора, наблюдая сквозь полупрозрачные алые веки за игрой солнечного луча: нестерпимо хотелось спать — видимо, давали о себе знать бессонная ночь и небывалое волнение… — Ну, хотя бы не шестьсот, а всего шестьдесят… Нет, нельзя. Жанна, конечно, уже истомилась там, в промозглой своей клетке, а ты, сибарит, нежишься под теплым одеялом…»

Арталетов, как раньше, в далеком детстве, сосчитал про себя до десяти, потом, не удержавшись, еще раз до десяти и, решительно отбросив одеяло, сел на кровати.

Прямо на него из любимого кресла смотрел, забросив ногу в заляпанном грязью сапоге (под утро прошел дождик) за ногу, Леплайсан.

— С добрым утром, господин шевалье, — самым любезным тоном поприветствовал он Георгия, ошеломленно протиравшего кулаками глаза. — Как спалось-почивалось? Кошмары не мучили?

— А, вы уже встали, — протянул, отчаянно зевая, д'Арталетт. — Подождите минутку, я сейчас соберусь, и поедем…

— Не торопитесь, Жорж, — посоветовал шут без улыбки. — Лучше ложитесь обратно и досыпайте с Богом.

— Да нет, — запротестовал Жора, выбираясь из постели и нащупывая босыми ногами на холодном полу, по неистребимой «будущей» привычке, уютные домашние тапочки, здесь, естественно, отсутствующие. — Я уже готов…

Леплайсан не отвечал, печально глядя в окно.

— Нет необходимости… Я только что с угла улицы Гро-Шекс, что напротив золоченого барельефа с метеором работы Николя Фламеля…[76]

— Оттуда, где сжигают колдунов и еретиков? — переспросил Георгий, чувствуя, как сжимается в нехорошем предчувствии сердце.

— Вы сами догадываетесь… — вздохнул шут, в этот момент как никогда более не похожий на шута.

— Не тяните, Людовик!

— Там ставят столб для сожжения… И уже собирается толпа.

Чувствуя, как предательски слабеют ноги, Жора опустился на развороченную постель.

— Когда?..

— Сегодня, в шесть часов вечера… Мы ничего не успеем.

— Но…

— Сегодня, с утра пораньше, кардинал де Воляпюк явился к королю и выложил подвески, заявив, что ему их ночью подкинули. В доказательство предъявил следы «надругательства» над собой, разбитое окно особняка и следы в том месте, где злоумышленники перебирались через ограду. Лиц их он, конечно, не разглядел… Хоть в этом выполнил условия договора, каналья…

Арталетов обхватил ладонями голову и застонал.

— Вы сами виноваты! — вскипел внезапно Леплайсан. — Я же предлагал заставить старого подлеца написать чистосердечное признание!

— Он мне показался порочным, но все еще порядочным человеком… И подвески ведь эти он не из жажды наживы заказал стянуть, а из любви к королеве.

— Как же, порядочный! Да поймите, глупый вы человек, что не подняться на самую вершину церковной иерархии без изворотливости! Нужно врать, лжесвидетельствовать, нанимать убийц, травить соперников. Шутка ли — один шаг до самого папского трона!

— Все равно…

— А кто верещал: «Подло… Мы же не следователи КГБ…»? Пояснили бы хоть, что это за КГБ такой… Кавалерийский Гвардейский Батальон? Команда Гадских Бандитов? Или Комитет…

— Какая теперь разница…

— Ладно, хоть кот в накладе не остался. Тысячи полторы золотых экю, венецианских цехинов и испанских квадруплей с… утащил.

— Какая теперь разница…

— Что вы заладили «какая разница» да «какая разница»… Не рыдайте, как девица, Жорж! Будьте мужчиной! Жанне теперь ничем не поможешь, но…

Взгляд Арталетова внезапно прояснился:

— Как это не поможешь? Очень даже поможешь…

* * *

Между прочим, несмотря на средневековье, удовольствие поглазеть на сожжение ведьмы выпадало парижанам не так уж часто. Из-за наплыва публики, собравшейся полюбоваться на казнь, верховому пробраться к месту казни было просто немыслимо, поэтому друзья бросили своих коней чуть ли не за квартал от цели, доверив их некоему малому, подрядившемуся покараулить животинок за шесть денье.