В когтях у сказки

– Потому что Ивана Михайловича, Веронику Петровну и Галю отравили снотворным, – объяснил Виктор. – Эксперт легко определил, что отец, мать и дочь скончались до того, как вспыхнул огонь, – у них в легких не было копоти. Вывод: они не дышали, были мертвы, когда преступник поджег дом, чтобы скрыть следы.

– И кто же он? – спросила Анна Семеновна.

Могутин налил в кружку чай.

– Неизвестно. Сначала заподозрили Машу, ведь девочка в момент пожара отсутствовала. Она вернулась, когда на пожарище уже работала милиция, соврала, что ездила в Питер, мол, хотела узнать условия поступления в мединститут. Ложь раскрылась сразу: во‑первых, старшие Ларкины никогда бы не отпустили девочку-подростка одну в большой город; во‑вторых, поступать Маша должна была только через год, ей еще предстояло учиться в выпускном классе; и в‑третьих, билет в город на Неве она не покупала.

– Во дает! – покраснела Аглая. – Ее из приюта взяли в семью, а она так людей отблагодарила.

– Может, с ней плохо обращались? – подал голос Алексей. – Например, били. Некоторые приемные родители перед посторонними уси-пуси изображают, а дома звери. Лупят детей так, что на виду синяков нет, или по-другому издеваются, морально.

– Нет, ничего подобного у Ларкиных не было, – вмешался в разговор Степан. – Я порылся в документах и кое-что узнал.

Лаврова сделала брови домиком.

– Вы? Я думала, Виола сама работает.

– Госпожа Тараканова пишет свои произведения сама, – ответил Дмитриев, – а я иногда помогаю ей при сборе материала. Так вот, Машу никто не обижал, Ларкины жили дружно, но за несколько дней до пожара на семью свалилась ошеломительная новость.

Глава 31

– Какая? – не смогла сдержать любопытства Аглая.

– Виола сейчас расскажет, – пообещал мой приятель.

Я откашлялась.

– В понедельник в районе восьми вечера к Ивану Михайловичу и Веронике Петровне пришла нежданная гостья.

– Узнаешь меня? – спросила она у Вероники, открывшей ей дверь.

– Нет, – после короткой паузы ответила Ларкина. – Мы где-то встречались?

– Рожали вместе, – пояснила визитерша, – меня зовут Карелия Мироновна Фирсова. В общем, буду краткой: отдавай моего сына.

Бесцеремонно оттолкнув оторопевшую хозяйку, тетка прошла в комнату, где за столом сидели Иван Михайлович, Галя и Маша. В коляске, которую покачивал Ларкин, спал Пашенька.

– Вот он, мой малыш! – воскликнула гостья.

– Вы ошибаетесь, – возразил директор интерната, – это наш сын Паша.

– Нет, мой! – не дрогнула Фирсова. Она вручила Ларкину бумагу и скомандовала: – Читай. Вслух! Это, конечно, копия, оригинал надежно спрятан.

Иван Михайлович посадил на нос очки и стал озвучивать текст.

– «Я, Волокова Екатерина Андреевна, медсестра родильного отделения горбольницы имени Воронова, перед лицом смерти хочу покаяться в совершенном грехе.

В феврале этого года, восемнадцатого числа, я помогала доктору Трындычихиной Алевтине Григорьевне принимать роды у Ларкиной Вероники Петровны и у Фирсовой Карелии Мироновны. С нами был практикант, студент-пятикурсник Борис Бунтов. Отчества его не знаю, ему запрещалось работать с роженицами самостоятельно. Первым на свет появился мальчик Фирсовой. Следом у Ларкиной показалась головка. Трындычихина поспешила к ней и приняла ребенка, это тоже был мальчик.

И тут я поняла, что у Фирсовой идет второй ребенок. Мы не ждали двойню, в карте говорилось об одноплодной беременности. Но в нашей больнице давно сломалось диагностическое оборудование, а денег на новое областное начальство не выдедяло, поэтому акушер не могла сделать УЗИ, слушала сердцебиение с помощью трубки, а в этом случае легко ошибиться.

Алевтина занервничала, отдала новорожденного Ларкиной практиканту Борису и велела ему:

– Положи младенца на пеленальный стол и обработай его как положено.

Бунтов взял дитя и пошел, куда велели. А первый ребенок Фирсовой, уже запеленатый, лежал в перевозке, его пока не отправили в педиатрическое отделение.

Мы с Трындычихиной снова занялись Фирсовой и поняли, что придется делать кесарево. Роженице, которая находилась в полубессознательном состоянии, быстро дали наркоз. Алевтина начала операцию, успешно извлекла ребенка, второго мальчика, и вдруг до нас донесся глухой удар. Оказалось, Бунтов уронил младенца Ларкиной. Новорожденный упал на пол, сломал шею и умер на месте».

Я положила на стол айпад.

– Вот такая история.

Степан повернулся к сидевшей до сих пор молча горничной Галине.

– Угадайте, что было дальше?

– Откуда мне знать? – удивилась та.

– Ладно, скажу, – вступила в разговор я. – Фирсова спала после наркоза, а Ларкина находилась в полном сознании, она поняла, что ее ребенок погиб. Вероника Петровна сказала врачу, медсестре и Борису: «Отдайте мне одного мальчика из двойни. Я не могу вернуться домой с пустыми руками, муж умрет, когда услышит, что случилось». Понимаю, это звучит дико. Но медики, перепуганные насмерть, оформили одного из мальчиков Фирсовой как сына Ларкиной. Карелии сказали, что у нее родился один ребенок, и она не удивилась.

– Она не знала, что ждет двойню? – поразилась Анна Семеновна. – Ей что, за время беременности ни разу УЗИ не делали?