Читаем В конце они оба умрут полностью

— Чувак, сегодня у нас все преимущества не из веселых. Ты почему не пошел в вагон для вечеринок?

— А нам там нечего делать, — замечает Матео. — Что нам праздновать? Свою смерть? Я не собираюсь танцевать с незнакомыми мне людьми, пока еду прощаться с папой и лучшей подругой, прекрасно понимая, как велики шансы, что я вообще до них сегодня не доберусь. Это не мое место и не мои люди.

— Это просто вечеринка. — Поезд останавливается. Матео не отвечает. Возможно, его осторожность и позволит нам прожить чуть дольше, но я сомневаюсь, что в этом случае Последний день станет для нас ярким и запоминающимся.

ЭЙМИ ДЮБУА


04:17


Эйми Дюбуа не звонили из Отдела Смерти, потому что сегодня она не умрет. Но сегодня она потеряет Руфуса, точнее, уже его потеряла, и не без участия своего бойфренда.

Эйми едва ли не бежит в сторону дома, и Пек с трудом за ней поспевает.

— Ты чудовище. Кем надо быть, чтобы натравить полицию на человека прямо во время его похорон?

— Вообще-то они напали на меня втроем!

— Малкольм и Тэго пальцем тебя не тронули! Но при этом отправились в тюрьму.

Пек сплевывает на асфальт.

— Потому что языком трепали. Я тут ни при чем.

— Оставь меня в покое. Я знаю, что тебе никогда не нравился Руфус, да и с чего бы, но как человек он мне все еще по-настоящему дорог. Я хотела, чтобы он всегда оставался в моей жизни, но этого не будет. А из-за тебя я провела с ним еще меньше времени, чем могла бы. Если я его сегодня не увижу, то и тебя видеть больше не хочу.

— Ты что, бросаешь меня?

Эйми останавливается. Она не хочет поворачиваться к Пеку, потому что еще не успела обдумать ответ. Все совершают ошибки. Руфус ошибся, когда напал на Пека. Пек не должен был просить своих ребят звонить в полицию и сдавать Руфуса, но ведь и его можно понять. Не то чтобы он был совсем неправ. По крайней мере с точки зрения закона. А вот с точки зрения морали — еще как.

— Ты всегда ставишь его выше меня, — говорит Пек. — А ведь именно ко мне ты обращаешься с любыми трудностями. Ко мне, а не к чуваку, который чуть меня не убил. Не, ты задумайся хорошенько.

Эйми смотрит на Пека, не отрывая взгляда. Перед ней стоит подросток в низко опущенных джинсах, мешковатом свитере, со стрижкой «цезарь» и запекшейся кровью на лице, появившейся там из-за того, что он с ней встречается.

Пек уходит, и Эйми его не останавливает.

Она не знает, какое место занимает Пек в этом мире серых оттенков.

На самом деле она даже не до конца понимает, где в этом мире ее собственное место.

МАТЕО


04:26


Мне не удается вырваться из собственной клетки.

Я окружил себя незнакомыми людьми — дальше ехать некуда. По большей части они безобидны, и единственное, что тревожит меня, — что я не хочу находиться рядом с теми, кто пьет до потери пульса и в конечном счете уходит в отключку в те ночи, в которые им так повезло жить на свете. Я не был до конца честен с Руфусом, потому что где-то в глубине души чувствую, что вечеринка в поезде метро — вполне себе мой формат. Просто страх разочаровать других и выставить себя идиотом всегда во мне побеждает.

Я очень удивлен, что Руфус пристегивает велосипед к воротам и идет в больницу вслед на мной. Мы подходим к стойке регистратуры, и служащий с красными от усталости глазами улыбается мне, но при этом не спрашивает, как может мне помочь.

— Здравствуйте. Я хотел бы повидаться с отцом. Его зовут Матео Торрес, он сейчас в реанимации. — Я вынимаю из кармана паспорт и подвигаю его по стеклянной стойке в сторону Джареда. Имя написано на бейдже, прикрепленном к небесно-голубой медицинской униформе.

— Боюсь, приемные часы у нас только до девяти вечера.

— Я ненадолго, обещаю.

Я не могу уйти, не попрощавшись с отцом.

— Молодой человек, сегодня не получится, — говорит Джаред, и улыбка его блекнет. — Прием посетителей возобновится в девять. С девяти до девяти. Легко запомнить, да?

— Ясно, — говорю я.

— Он сегодня умрет, — говорит Руфус.

— Ваш папа? — спрашивает Джаред, и странная улыбка человека, находящегося на посту в четыре часа утра, наконец покидает его лицо.

— Нет. — Руфус хватает меня за плечо и крепко его сжимает. — Он умирает. Окажите парню услугу и пропустите его наверх, пусть он попрощается с отцом.

Джареду, кажется, не слишком по душе тон, с которым это говорится, да я и сам от него не в восторге, но кто знает, где бы я был, если бы Руфус за меня не заступился. Точнее, я-то знаю. Я был бы за воротами больницы. Наверное, поплакал бы, а потом заныкался куда-нибудь подальше, чтобы дождаться девяти утра. Блин, да я скорее всего вообще еще сидел бы дома, играл в компьютерные игры или пытался уговорить себя выйти из квартиры.

— Ваш отец в коме, — говорит Джаред, поднимая взгляд от экрана компьютера.

Руфус округляет глаза, будто эта информация застала его врасплох.

— Ого. Ты знал?

— Знал. — Серьезно, если это не первая неделя работы Джареда в больнице, то, видимо, на смене он уже часов сорок. — И все равно хочу попрощаться.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза