В конце они оба умрут

Я опускаюсь на колени. Сегодня все закончится, и от меня больше вообще ничего не зависит. Я не могу пуститься в путь по кишащим драконами землям, чтобы найти себе волшебный скипетр и остановить смерть. Не могу вскочить на ковер-самолет и отправиться на поиски джинна, который исполнит мое желание и дарует шанс прожить мою скромную жизнь до конца. Можно, конечно, поискать какого-нибудь сумасшедшего ученого, который заморозит меня в криогенной камере, но есть вероятность, что я погибну прямо в ходе безумного эксперимента. Смерти избежать невозможно, и сегодня избежать ее не удастся мне.

Список людей, по которым я буду скучать (если мертвые вообще способны по кому-либо скучать), такой короткий, что его и списком-то не назовешь. Это папа, потому что он делал для меня все что мог. Это моя лучшая подруга Лидия, не только потому что она не игнорировала меня в школьных коридорах, но и потому что всегда садилась напротив в столовой, делала со мной на пару проекты по географии и мечтала, как однажды станет экологом, который спасет мир, а я отплачу ей тем, что буду в нем жить. Вот и весь список.

Ну а если бы кто-нибудь спросил, по кому я скучать не буду, ответить мне было бы и вовсе нечего. Зла мне никогда не причиняли.

Я даже знаю, почему никто так и не решился попробовать завязать со мной дружбу. Правда, знаю. Я жесть какой параноик. Бывало, одноклассники приглашали меня покататься на роликах в парке или погонять на машине поздно вечером, но я вечно соскакивал, потому что а вдруг что-нибудь пойдет не так и мы умрем.

Кажется, больше всего я буду сожалеть об упущенных возможностях, ведь я прохлопал ушами все свои шансы по-настоящему пожить и найти близких друзей среди ребят, с которыми просидел в одном классе четыре года. Буду сожалеть обо всех ночевках с одноклассниками, которые пропустил: где все галдели до утра, играли в Xbox Infinity и настольные игры, — пропустил, потому что трусил.

Но больше всего я буду сожалеть о Будущем Матео, который, глядишь, расслабился бы и начал жить. Его трудно нарисовать в воображении, но я представляю его человеком, который не боится пробовать новое, к примеру раскуривает косяк с друзьями, получает водительские права или летит в Пуэрто-Рико, чтобы разузнать побольше о своих корнях. Может быть, он с кем-то встречается, и не исключено, что он счастлив. Наверняка он развлекает своих друзей игрой на пианино и поет для них песни. У него на похоронах точно было бы полно народу — людей, которым не удалось в последний раз его обнять, — и церемония растянулась бы на целые выходные.

У Будущего Матео список тех, по кому он будет скучать, был бы длиннее.

Но мне не суждено стать Будущим Матео. Никто со мной не накурится, никто не станет слушать, как я играю на пианино, никто не сядет рядом в машину моего отца, когда я получу права. Мне не доведется спорить с друзьями за лучшие ботинки для боулинга или за право управлять Росомахой на приставке.

Я снова сползаю на пол и думаю о том, что теперь я пан или пропал. Точнее, даже не так.

Сначала пан, потом пропал.

00:42

Папа всегда принимает горячий душ, когда расстроен или недоволен собой, — этот ритуал его успокаивает. Я начал за ним повторять лет в тринадцать, потому что на поверхность стали всплывать сбивчивые Матео-мысли и мне необходимы были тонны Матео-времени, чтобы с ними разобраться. Сейчас я стою под душем потому, что чувствую себя виноватым: я ведь смел надеяться, что миру — или хотя бы какой-то его части, за исключением Лидии и папы, — будет грустно меня потерять. Я отказывался быть смелым все те дни, в которые мне не звонили с предупреждением. Я потратил впустую все вчера, а в запасе у меня не осталось ни единого завтра.

Я никому ничего не скажу. Кроме папы, но он вообще сейчас без сознания, так что это не в счет. Не хочу провести последний день своей жизни, гадая, искренни ли со мной окружающие, когда говорят, как они опечалены. Нельзя проводить последние часы на Земле, сомневаясь в тех, кто рядом.

И все же мне придется выйти из квартиры, как-то убедить себя, что сейчас самый обычный день. Нужно повидаться с папой в больнице и подержать его за руку в первый раз с тех пор, как я был ребенком. В первый — и последний… Черт, последний раз в жизни.

Меня не станет раньше, чем я успею свыкнуться с тем, что смертен.