В конце века

РАЙСКИЙ СОН

Сон, конечно, и нынче крутой:

Рай, приемная, очередь к Богу.
Дверь открыл референт молодой
И сказал: «Посидите немного!»

Как на иглах сижу, как в тюрьме,

Поминутно роятся вопросы:
Что тут делают – нищий в чалме
Иль буддийский народишко босый?..

Тут Пророк, через стену влетев,

Снял хитон и сошел с колесницы,
И, приветствуя офисных дев,
Выпил пепси из рук ангелицы.

Наконец я увидел Его,

Как и ждал, Он промолвил солидно:
«Поднял списки Я, сверил Ф. И. О.,
Крыжик есть, но ...оплаты не видно».

Облик кроткий, а в голосе лед.

И сквозь лед отчеканилось: «Знайте!
Тыща в твердой валюте за вход
На развитие Рая... Ступайте!»

Кромку неба нашел без труда,

Разбежался и ухнул по-русски.
Хорошо – не задел провода!
И проснулся от сил перегрузки.

И – к окну. Потрясенный стою.

Мир земной не обрадовал взгляда.
Что сказать тут, коль даже в Раю
Не избегли влияния ада.

1999

ДЕВЯНОСТО ТРЕТИЙ ГОД

Когда громили танки Дом Советов,

Я горько пил за души всех поэтов.
И багрянел от крови сам собой
Телеэкран когда-то голубой.

Шестой канал – Ротару и «Лаванда»,

А на втором – расстрельная команда:
Грачев-паша – змеиный камуфляж,
Бурбулис – подстрекателей типаж,
И прочие искатели наград...
Зашел сосед – упертый демократ,
Я без раздумий вышвырнул соседа:
Локальный гром, негромкая победа.
И пусть ликует сам с собой один,
Зомбированный «ящиком» кретин.

А Дом горел, прицельно танки били,

При СССР их ладили в Тагиле:
Камулятивным ухнут, пробасят...
И я налил еще сто пятьдесят.

Возник Спецназ, Омон, Бейтара тени...

В столице кровь, беспамятство в Тюмени,
Россия вновь на дыбе и во мгле.
И злой прораб, кайфуюший в Кремле,
Торжествовал и всем судил удавки.
И Черномырдин – слон в посудной лавке,
Гоняя мух во рту, в герои лез,
Как лез вчера в ЦК КПСС.

Когда Немцов с Явлинским мух прогнали,

И всем Гайдарам сребреники дали,
В квартире дверь, как будто в небе кратер,
Разверзлась вдруг, явилась Богоматерь:
«Переживем, – рекла, – а пьянку брось!»
И нимб сняла, повесила на гвоздь.

1999