В котле сатаны

Парни отрицательно закрутили головами, и Соколов бросился к выходу. Он пробежался между зданиями, но ни одного стрелка не нашел. Все девушки несли дежурство, маскируясь на крышах зданий, сливаясь с выступами и трубами вентиляции. Он на секунду остановился рядом с переходом, где раньше по транспортерной ленте поступали в цех тяжелые бидоны с молоком для переработки в сметану и творог. Где-то за углом всхлипывала девушка.

– Он при всех, при всех на меня повысил голос, – горько говорила она, – будто я глупая школьница. Что, если он танкист и старше меня по званию, так кричать на меня можно. Я знаю, что война, я знаю, что немцы кругом, опасность. У меня сотня уничтоженных врагов, медаль. А он кричит…

– Ну Тася, – утешала ее подруга. – Не переживай ты так, он не хотел тебя обидеть. Глаза у этого лейтенанта добрые, грустные только.

– Нет, нет, они все считают нас дурочками, бабами в юбках, один из них так и сказал, мне Аленка Маслова пожаловалась.

– Да как же они могут так говорить, мы тоже бойцы! Тоже! – возмутилась ее собеседница. – У всех девочек столько убитых фрицев. Что же, если мы не как мужчины силой, то второй сорт?!

– Нет, Зоя, я покажу им, что мы тоже сражаться умеем, и не хуже мужчин! Не буду я реветь из-за какого-то крикуна, не достоин он этого.

– И правильно, Тася, ты же командир роты, ты должна подавать пример, – поддержала ее боевая подруга.

Доброва попросила девушку:

– Иди вперед, посмотри, чтобы никого не было из танкистов. Не хочу, чтобы они меня заплаканную видели. Снова обсмеют, что еще и рева, а не командир.

Алексей как ошпаренный отскочил назад и спрятался под транспортной лентой. Мимо протопали две крепких ноги в широких валенках, а за ними офицерские сапоги. Девушки удалились, и Алексей бросился бежать назад в телятник. На пороге лейтенант остановился и вперил колючий взгляд в парней:

– Кто из вас называл снайперов бабами в юбках?

Федорчук с Громовым переглянулись и заряжающий опустил голову:

– Это я, и не бабы, а солдаты в юбках. Не удержался, я ж не видел такого никогда. Ну санитарки там или прачки, а вот снайперши…

– Еще летчицы, и связистки, и в партизанских отрядах столько девушек служат. А ты… Эх… – от досады у командира даже слов не нашлось, он лишь махнул рукой и приказал: – Немедленно извинись перед рядовыми.

– Да я уже, уже, – заторопился парень. – Я у нее попросил прощения, у этой… невидимки. Вырвалось. Одичал от войны-то совсем, я ж баб не видел, считай, уже два года как.

– Федорчук! – уже не выдержал и прикрикнул Соколов, его снова передернуло от грубого слова.

Не привык он так говорить про женский пол, сам на войне повстречал свою любовь – девушку Олю, связную из партизанского отряда. Воспитанный интеллигентной бабушкой, он не понимал, как можно называть прекрасных, нежных и таких беззащитных созданий ужасным словом «бабы». И опять сам себя одернул – повторно сорвался на крик. Второй раз уже за сегодня. А все потому, что тревога так и захлестывает, тоже отвык от общения, от женщин и их поведения за годы войны. Отдавать команды, подчинять, сражаться – вот что он привык делать. Поэтому злится, что Доброва перечит ему, нарушая воинскую дисциплину. Соколов только подумал о том, что надо извиниться перед девушкой, проявить мягкость, как за дверью затопали сапоги и внутрь ввалились разведчики. Каждый принялся сообщать сведения со своего участка.

Бочкин хмурил белесые брови, вспоминая, что успел высмотреть за бетонной стеной:

– Немцев в селе не видно, вообще будто вымерли. Ни людей, ни собак. Две дороги, одна прямо, вторая к правому флангу ведет, дальше кладбище. Я так понял, что дорога огибает завод с другой стороны. Там ворота центрального выхода с территории. Пушки грохочут вяленько, километров пять до них. Бьют в скалах.

– Да, – закивал Омаев, подтверждая выводы товарища. – И еще, товарищ командир, там за стеной, метрах в двухстах, грузовик подбитый. Вернее… машина цела, водителя осколком убило. Там тент сдвинулся и ящики видны. Я думаю, что снаряды это могут быть. Разрешите проверить? Боеприпасы нам сейчас крайне нужны, сколько израсходовали на мосту.

– Давай, – обрадовался Соколов. – Если внутри снаряды, то, может быть, получится перетаскать их с открытого места. Через час уже темнеть начнет. Федорчука возьми с собой в помощники, а то от безделья совсем парень сдурел. Хамит девушкам, они уже и комроты пожаловались.

Белесые куцые брови Бочкина сдвинулись еще сильнее:

– Я с ним поговорю, товарищ командир! Устав у меня выучит наизусть.

Алексей внутренне улыбнулся рвению молодого командира, и сам когда-то был такой же, неопытный, за все хватающийся с максимальным рвением. Но вслух сказал:

– Давай нотации потом, я уже его пропесочил. Сейчас у нас дело прежде всего. Давай-ка ты за старшего останься, Федорчука к нам отправь. Хочу сам еще раз взглянуть на местность.