В котле сатаны

Соколов не мог себе объяснить, почему он так стремится подальше уйти из лагеря. Ведь не только же из-за возможности пополнить запас снарядов для тридцатьчетверок и рекогносцировки местности, чтобы продумать план прорыва. Видимо, он до сих пор испытывал досаду на самого себя из-за плачущей Таси Добровой. Хоть он и понимал, что тысячу раз прав, обязана она ему как старшему по званию подчиняться и без разговоров выполнять приказы. Но ведь он и сам иногда позволял оспаривать мнение командования, настаивать на своем. Да и самое страшное для него было – это увидеть девичьи слезы по его вине. «Дурак, – обругал он себя мысленно. – Сам девушку довел до слез, а потом еще и на Федорчуке сорвался. Извинись, и легче станет». Только позже, сейчас времени для сантиментов нет, надо до наступления темноты найти путь, который идет в обход германских позиций. Потом ночь скроет всю местность, на ощупь не пройти. А по картам идти тоже опасно, не все детали указаны на бумаге, только разведка дает реальную картинку для построения маршрута. Пробираться через скалы на танках с ротой стрелков опасно, численностью немцы превосходят их в разы. Девчонки, конечно, меткие стрелки, но в рукопашной точно штыком насмерть врага не забьют. В обход вдоль топей? Пройти там можно лишь в светлое время суток и только до поля, дальше, что дальше… как переправить роту к своим? Может быть, проскочить туманный участок вечером, переждать среди топей до 4–5 ночи, когда затихнут пулеметы и автоматы в скалах. В это время будет шанс проскочить, проползти смертельное поле.

За размышлениями он и не заметил, как они добрались до окраины заводской территории. Прав был Бочкин, село будто вымерло. Жители в страхе перед немецкими оккупантами попрятались в подполах, ушли в леса или затаились в своих избах. Как же измучены эти люди, в начале войны село разорила армия вермахта, наступая без жалости. Сейчас, когда фашисты бегут прочь, сельчане только обрадовались тому, что Красная армия отбила у врага землю, и тут снова немцы хозяйничают вокруг села.

Вдалеке отчаянно затрещал пулемет, за ним начала ухать зенитка. Небо над верхушками сосен, что росли среди скалистых перекатов, заполнилось черной гарью от выстрелов, бой за полоску важной территории – пересечение моста и магистрали – все продолжался, то разгораясь с новой силой, то угасая.

«Молодцы ребята, – мысленно похвалил обороняющихся бойцов Соколов. – Держат позицию, не сдаются!»

Омаев, прильнув к зазору между плитами, уже указывал пальцем на застывшую у обочины проезда вдоль села технику:

– Видите грузовик, внутри ящики? Прямо по курсу. Никого нет, товарищ командир, давайте я через стену туда и обратно. Проверю, что там.

– Давай, осторожно. Я на наблюдении, если кто покажется, то гавкну.

Тонкая фигура, будто акробат в цирке, вытянулась на плечах согнувшегося Федорчука, а потом прыгнула и оказалась за высокой стеной. В два движения чеченец добрался до грузовика, что застыл у края дороги, прямо посередине колеи в грязи и снегу. Целый и невредимый, он остановился, потому что в кабине привалился к стеклу мертвый шофер. Мужчина смотрел остекленевшим взглядом вперед, руки так и остались на баранке.

Руслан вытянулся, ухватился за край брезента и отдернул тент. Неожиданно сержант рухнул на землю и юркой ящерицей скользнул между колес. С правой стороны донеслись женские крики и плач, шум становился все громче. От пригорка снизу показался эсэсовец с зажатыми под мышками петухом и курицей, за ним семенила женщина в огромной не по размеру черной куртке, растоптанных валенках. Она плакала навзрыд, пытаясь остановить мародера:

– Отдай, Христом Богом молю тебя. У меня пять детей, мы же кормимся яйцами этими. До весны помрем без несушки нашей. Прошу тебя, отдай, не гневи ты бога, деток же невинных на смерть оставишь. Что же ты без души такой? Откуда вы на нашу голову? Отпусти, отпусти!

Но немец вышагивал, нервно отпихивая женщину локтем, сквозь зубы бросая ругательства. Добычу свою отпускать он не хотел ни в какую, поэтому и оставалось только отлаиваться на несчастную мать. Тут она в отчаянии кинулась молотить кулаками по широкой спине:

– Супостат, чтоб в аду тебе гореть! Сдохни, сдохни.

Фашист выругался, отшвырнул птицу и сунул руку к пистолету в кобуре на поясе. Вдруг мародер округлил глаза в удивлении, поднял их наверх, охнул при виде советской пилотки над забором и рухнул вниз, заливая грязь дороги кровью из раны в груди. Ноги его задергались, пальцы заскребли мерзлую землю в предсмертных судорогах. Женщина ловко подхватила своих птиц, оглянулась по сторонам и тихо позвала:

– Эй! Кто здесь? Ребятки, вы наши, советские?

Руслан из-под грузовика позвал ее:

– Тихо, тихо, не шуми, поближе подойди.

Женщина сделала пару нерешительных шагов:

– Немцы в селе есть?

– Нету, нету, пусто, – женщина перехватила свою живность покрепче. – Вот один забрел, кур моих с сарая умыкнул, да я услышала. Мы на кладбище прячемся от супостатов этих.

– Точно нет? Нам из грузовика снаряды надо перетаскать, – прошептал Руслан.