В котле сатаны

От ее откровения Бабенко осекся и бросился помогать засыпать мертвых фашистов. Потом, также в молчании, косясь на пустую дорогу, они оттащили мотоцикл с хромированными спицами за молодые ели, чтобы он не был виден с дороги. Санитарка набрала полный подол снега и присыпала кровавые следы на дороге. Теперь отрезок выглядел так, будто здесь не было полчаса назад мертвых немцев и их мотоцикла, лишь белая поземка, выбоины да черная промерзшая земля, вытоптанная тысячами ног, отмеченная следами гусениц и колес.

Успели они вовремя, только Митрофан хотел шагать дальше к следующей опорной точке фашистского кольца вокруг лесополосы, как раздался треск мчащегося мотоцикла. Встревоженная выстрелами, к посту приближалась новая пара из стрелков. Немцы остановились с автоматами в руках, настороженные, ожидающие атаки. И даже не стали спешиваться в страхе перед нападением, лишь лихорадочно крутили головами по сторонам, недоумевая, куда исчезли их напарники.

– Вот же черт их принес, – со злобой прошипел Митрофан, затаившийся под елкой.

Санитарка, не поворачивая головы, ровным голосом отчеканила:

– Их принес не черт, а ваши неразумные действия. Они приехали из-за звуков выстрелов, и сейчас они рассуждают о том, что сюда нужно позвать пехоту и прочесать лес в поисках пропавших мотоциклистов.

– Их нельзя, нельзя выпускать, – от волнения у Семена Михайловича зашлось сердце, неужели сейчас его группа провалит весь план, они ведь подведут сотни людей.

Но Митрофан трусливо зашептал:

– Я туда не сунусь, полоснут пулями, так что кишки все повылезут. Не успеешь в ответ ахнуть.

– Нет, только не стрельба, а то еще больше пехоты сюда пригонят и начнут прочесывать лес. Ликвидировать их нужно тихо, без шума, – мехвод ерзал в снегу, не зная, что предпринять.

Он понимал, что отпустить немцев сейчас нельзя, они доложат начальству, сюда перекинут роту стрелков, которые рассредоточатся вдоль линии леса на расстоянии нескольких километров, а значит, задуманная Соколовым операция провалится. Им придется снова отсиживаться в яме и сугробах, ожидая, когда закончится «охота». Но как остановить мотоциклистов? Даже если броситься на них с ножом или попытаться ликвидировать голыми руками, открытое пространство в пару десятков метров от елей до дороги не даст возможности напасть неожиданно.

Бесшумно отсоединился штык с «мосинки», санитарка вдруг приподнялась на коленях и скинула огромный ватник, обнажив под ним застиранную гимнастерку. Она стянула платок, и ошарашенные бойцы не смогли отвести глаз. Копна золотистых кудрей хлынула вниз, обрамляя, словно драгоценная река, тонкую шею, высокие скулы, молочную белизну кожи – изысканную красоту, словно сошедшую с картины известного художника. Мелькнули плечи и высокая грудь, санитарка уже стаскивала с себя нательную рубаху. Бабенко неловко отвернулся, а Митрофан не сводил жадного взгляда, ощупывая каждый сантиметр постепенно обнажающейся женщины. Но она будто не замечала его сального взгляда, выпрямилась во весь рост, перекинула золото волос на грудь, спрятала под ними штык и прижала его рукой к груди. Так же легко и плавно зашагала в сторону дороги, бросив напоследок:

– Не вмешивайтесь.

Семен Михайлович проводил взглядом обнаженную женщину, ее красивая фигура с округлыми бедрами и тонкой талией не будила сейчас никаких плотских мыслей, вызывала лишь страх за отважную санитарку и жалость к ее мерзнущему на ветру телу. Женщина что-то произнесла на немецком языке, обращаясь к оторопевшим от ее появления мотоциклистам, и призывно покачала бедрами. В ответ довольный водитель заулыбался во весь рот, заглушил мотоцикл и соскочил на дорогу. Женщина подходила все ближе и ближе к немецким солдатам, которые не могли отвести жадный пожирающий взгляд от нежных округлостей красивого тела. Как завороженные, они следили за холмиками груди, точеными плечами и золотыми прядями, что колыхались на ветру в такт шагам санитарки, преобразившейся вмиг в красавицу.

Удар штыка! Второй мотоциклист лишь успел округлить глаза от неожиданных действий женщины и рухнул следом за товарищем от удара штыка, зажатого в руке санитарки. Бабенко с охапкой одежды бросился к дороге, стараясь смотреть себе под ноги, а не на золото волос, окропленное каплями крови. Митрофан без понуканий принялся оттаскивать стрелков к елям, чтобы убрать трупы с дороги, а сам со смесью ужаса и похоти косился на женщину. Та словно и не замечала их суеты, оттирала снегом россыпь кровавых капель с груди и лица, потом выхватила одежду у сержанта и принялась торопливо натягивать ее непослушными от мороза пальцами. Хоть и старалась она сдержаться, но зубы выколачивали дробь от мороза, который проникал, казалось, до самых костей.