Из всех ребятишек самостоятельно в храм зашёл один мальчик, спросил свечку и стал искать «картину Аве Мария». Всё обошёл, но картину не нашёл, попросил чтобы показали. Матушка им потом о Пасхе рассказывала, и выяснилось, что из шестидесяти человек только одна девочка что-то знает о Христе. Ей единственной бабушка из храма детские книжки приносит.
После работы детвора возвращается в школу. Выходя из трапезной, они набивают кармашки конфетами, понятное дело, что у нас они вкуснее, чем дома. Идут, галдят между собой, разворачивают конфеты, и бросают фантики тут же на землю, где ещё десять минут назад они сами же и убирались. Логика их поступка ставит меня в тупик. Это вам не четырёхлетний рассудительный Дениска, он, кстати, с нами «Попа» смотрел, за два часа, что идёт фильм, ни разу не пискнул. Что уж он там понял?
Недавно они с моей матушкой, возле храма в беседке, какую-то книжку читали. Дениска маленький, он сидит, а ножки до земли ещё не достают, и он ими потешно болтает в воздухе. Матушка показывает ему картинку:
— Смотри какой здесь голубочек нарисован. Дионисий, ты сможешь нарисовать птичку?
— Какую птичку? — переспрашивает малыш.
— Ну, вот эту самую, что на картинке,— уточняет матушка.
Мальчик внимательно смотрит на то место, куда ему указывает взрослый человек, а потом говорит:
— Матушка, смотри, здесь же Голгофа.
Действительно, на заднем плане картинки изображено место казни Христа. Взрослый и малыш одновременно смотрели на одну и ту же картинку, взрослый разглядел на ней птичку, а четырёхлетний мальчик увидел Голгофу. Может именно эту способность детей за внешней стороной жизни рассмотреть подлинную сущность вещей, Господь и имеет в виду, когда призывает нас уподобиться детям?
На Антипасху ребятки из воскресной школы поздравляют нас с праздником. И «кошечки», и «лисы», и «зайчики», и «собачки», все славят Христа, потом рассказывают стихи и поют весёлые песенки. На руках у мамы сидит полуторагодовалая Лизавета. На её головке, как и положено девочке, платочек. Лизавете страшно нравится всё, что происходит вокруг. Дитя ликует, улыбка не сходит с её лица ни на минуту. Она даже пытается что-то там подпевать. Ротик от восхищения приоткрыт, и я вижу четыре зуба, может, там их уже и больше, но я с моего места вижу именно четыре. Потом Лизка сползает с маминых рук и направляется к детям. Те поют, а она пытается танцевать, ротик снова приоткрыт, и всё те же четыре счастливых зуба. Да вот же, вот он, ликующий ангел.
Ребята поют, я смотрю на них, и на нашего мыслителя Дениску, и на счастливую Лизавету, и так хочется сказать: дети, милые дети, вырастая, не становитесь взрослыми, оставайтесь детьми, оставайтесь такими навсегда. Пойте Христа, танцуйте и смейтесь, тогда и нам, скучным взрослым, приоткроется через вас та таинственная завеса, через которую и мы станем причастниками небесной радости, видя, как в ваших глазах отразился играющий ангел.
Колыбельная
Эта история началась с того, что к нам в храм на Причастие поднесли девочку трёх с половиной лет. Маленькая цыганская девочка, такой же ребёнок, как и все остальные. Правда, одета она была побогаче, чем другие дети, в ушках уже висели золотые серёжки, а на головке красовалась не по возрасту затейливая шляпка.
Отец, взяв ребёнка на руки, подошёл с ней под Причастие. Не скажу, причащали они своё дитя у нас в первый раз или нет, − во всяком случае, не припомню, чтобы я видел их раньше. Когда девочку поднесли непосредственно к Чаше, она, до того спокойно сидевшая на руках у отца, вдруг вся начала извиваться. Ребёнок не плакал, он только очень активно и забавно, словно маленькая обезьянка, перебирал ручками и ножками, а потом, как мне показалось, все её косточки вдруг сложились в тоненькую трубочку, и она «песочком» стекла из отцовских рук на пол храма. Легла на плиты личиком вниз и закрыла головку руками, словно ожидая нападения сверху.
Оба родителя, молодые, одетые по-европейски, со вкусом, обескураженные таким поведением ребёнка, выглядели крайне расстроенными. Не говоря ни слова, без суеты, они подняли девочку, но та, словно безжизненная вещь, повисла на руке у отца. Так через руку может быть переброшен и висеть какой-нибудь плащ, или халат, но никак не живой человек, тем более ребёнок. Только после того, как её умыли святой водой, личико девочки стало розоветь и возвращаться к жизни.
После окончания службы на выходе из храма меня дожидались родители девочки, а сама она, вновь полная сил и энергии, прыгала здесь же, в маленьком цветнике у входа.
− Батюшка, − оба родителя обращаются ко мне чуть ли не одновременно, − Вы видели, что произошло с ребёнком. И это уже не в первый раз. Мы привезли её в храм специально, чтобы посмотреть, как она себя будет вести. С нашей дочкой вообще творится что-то неладное.