В лабиринтах судьбы

– Очень много подразделений. Причём, удары эти наносятся всегда в спину, внезапно, и почему-то в тех местах, где их меньше всего ожидают.

Голос Сурмягина звучал монотонно, казалось, слова его будто проходят через сито и сцеживаются изо рта неразрывным потоком.

– «Духи» надоели всем и вконец разозлили командование войск. Приходится писать подробные отчёты для центра о потерях, а они, как правило, немалые. Короче, измотали нас душманы, и пора с ними кончать.

Полковник посмотрел в окно, задумался.

– Задание необычное, капитан. Ты должен это знать, как никто другой. Нападение на кишлак подготовишь и возглавишь лично. Пойдёшь сводной группой. Твоим дублёром будет замполит Соловьёв. Условие это обязательное.

«Он что же, ваш человек?» – завертелось у Оборина на языке, но ротный заставил себя промолчать.

Сурмягин встал и обошёл вокруг стола. Капитан крутнулся на месте, поворачиваясь к нему лицом.

– Почему не спрашиваешь, каким будет задание? – спросил полковник, расцепляя пальцы.

– Нетерпение и несдержанность несвойственны разведчику, – ответил Оборин, чеканя, словно курсант на экзамене – Так нам внушали в училище.

– Ну-ну, – глаза Сурмягина немного подобрели, сердитость поубавилась. – Чему ещё вас там учили?

– Многому, – уклончиво ушёл от ответа капитан, не желая продолжать разговор на эту тему. – Вы это знаете не хуже меня.

– Да, помню. Разведчик не должен ввязываться в политику – её делают другие. Кроме этого, он не может размышлять о гуманности приказа. Разведчик должен исполнять его любой ценой, не так ли?

– Так точно.

– Вот и мой приказ ты будешь обязан исполнить без обсуждений, – почти пропел Сурмягин, положив ладонь на плечо командира роты.

«Чего тянет чёрта за хвост?» – подумал Оборин, начиная раздражаться. Он привык выслуживать краткие и понятные приказы.

«Видимо, задумана крутая операция, если этот жиртряс тянет резину, пытаясь изучить меня».

– Опасная зона находится вот здесь, – палец полковника заскользил восточнее Чарикарской долины. – Задача у тебя не простая. Она трудна не из боевых соображений. Придётся пострелять и в мирных жителей. По имеющимся сведениям, там много членов ИПА – Исламской Партии Афганистана. У тебя не будет времени, чтобы разобраться, кто есть кто. Не нужно этого делать вообще. Нам доподлинно известно, что душманы выходят на разбой именно из этого кишлака. А это означает одно: он весь мятежный. В этом селении периодически собирается комитет ИПА и намечает диверсии. Очередное сборище намечено на три часа ночи завтрашнего дня. Местный патриот, – Сурмягин брезгливо поморщился, – поможет вам выйти на это собрание. Одним словом, капитан, нужно совершить налёт и уничтожить всех комитетчиков, даже если это будет большая часть кишлака. Документы, трупы уничтожить, дома сжечь.

Полковник в очередной раз подошёл к окну и уставился в какую-то точку. Долго стоял, не шевелясь, потом резко обернулся и, глядя в глаза Оборину, тихо произнёс:

– Не оставляйте никаких следов. Всех подозрительных расстреливайте на месте. Ни одного пленного, они нам не нужны. Понял меня, капитан?

Оборин не стал отвечать, да Сурмягин и не настаивал. Он достал сигарету. Прикурил. Глубоко затянувшись, выпустил две толстые струи густого дыма.

– И очень тебя прошу: не делай глупостей. Иначе…, впрочем, ты и сам знаешь, что такое «иначе».

Кустистые рыжие брови полковника, будто наклеенные, опустились вниз, он нахмурился. Его папироса растаяла на глазах. Тёмно-серый дым, медленно кружась, поплыл от стола к окну и незаметно исчез в форточке. Сурмягин служил в спецразведке не первый год, но оставался скверным психологом и недооценил капитана Оборина. Ротному стало всё предельно ясно. Он сразу почувствовал, что полковник неумело лжёт, скрывая истинную цель операции. От знакомых офицеров Алексей слышал об операциях подобного рода, после которых группа либо попадала в жуткий переплёт и погибала в полном составе, либо перебазировалась в неизвестном направлении. Бывали случаи, когда операция была ещё в начальной стадии разработки, а чересчур ретивые штабисты уже заранее отправляли в Центр донесение об её успешном завершении. Оставалось подтвердить «успех», и его подтверждали ценой многочисленных жертв. Вполне возможно, что те офицеры, вот так же, как и он, капитан Оборин, стояли на этом же самом месте и выслушивали из уст Сурмягина свой последний приказ. Ротный осознавал, что ждёт его при неисполнении этого приказа, и не хотел задавать лишних вопросов. Но в последний момент не удержался, решил спровоцировать полковника на дополнительную информацию.

– Разрешите вопрос, товарищ полковник? – с непроницаемым лицом спросил он.

– Валяй.

– Мне не совсем ясно, почему для такой пустяковой разборки идти сводной группой?

– А ты, капитан, смышлёный, однако. Похвально. – Сурмягин оживился, покачал головой.

– Каждый разведчик имеет право на сомнение. Пока оно сидит в нём, вероятность успеха не может быть стопудовой.

– Какой? – переспросил хозяин кабинета.

– Стопудовой. Так у нас оценивается успех боевых операций.