В лабиринте миров

В комнате по-прежнему было светло, но рядом никого не оставалось, лишь Валентина сидела поодаль, подперев кудрявую голову маленьким кулачком. Взгляд её был задумчив, и лицо казалось постаревшим, утратившим свою привлекательность. На секунду мне почудилось, что сквозь персиковую кожу проступили очертания прежних черт: одутловатые серы щёки, выпуклые глаза… но наваждение тотчас исчезло, и Валентина повернулась ко мне с приветливой улыбкой.

— Проснулась? Ты, наверное, голодна?

— Да. То есть — нет. Не очень.

— Марья печёт пирожки, — Валентина пренебрежительно передёрнула изящными плечиками. — Она не признаёт моих угощений. Тебе принесут.

— Ага. А что же постземы? Отступили?

— Боюсь, это ненадолго, — Валентина озабоченно покачала тщательно завитой головой. — Они озадачены, что встретили такого серьёзного противника, но они соберутся с силами и выступят вновь. Но теперь мы готовы их встретить.

Я хмыкнула. Это она что ли готова? Маникюр не боится испортить?

Валентина заметила моё недоверие и, кажется, обиделась. Мне стало неловко, и я решила сменить тему.

— Как бабка Настасья? Ей уже лучше?

— Да, — ответ Валентины был кратким. Точно, обиделась. — Омар собирается в село, если хочешь, передай бабушке Настасье письмо.

— Какое письмо? — предложение Валентины сбило меня с толку.

Валентина пожала плечами.

— Когда друзья болеют, их обычно навещают. Передают гостинцы или пишут письмо. Хотя бы.

Тон её был сух.

Я задумалась.

Была ли бабка Настасья мне другом? Вот уж не знаю. Суровая старуха с жёсткими, всегда поджатыми губами. Впрочем, врагом она мне тоже не была. Как-никак на одной стороне воюем.

— Хорошо. Я напишу письмо.

Но сказать это было куда проще, чем сделать. Правая рука всё так же не двигалась и лишь возможность слабо шевелить пальцами давала надежду, что чувствительность и сила к ней вернётся.

— Я помогу, — смилостивилась Валентина.

Она щёлкнула тонкими пальчиками, и в её руке появилось изящное перо и розовый лист бумаги.

— Диктуй.

Я вздохнула. Сроду не писала писем. По-крайней мере, не помню, чтобы писала. Да и глупая по-моему затея. Хотя…

— Пиши: «Баб Настасья перекантуйся одна ещё пару дней. У нас тут аврал. Если постземы тебя атакуют, дай знать с Омаром».

— Всё?! — брови Валентины поползли вверх.

— А что ещё?

— Ты не хочешь узнать про её здоровье?

— Так ей вроде лучше… или нет?

— О боже! — Валентина макнула перо в воображаемую чернильницу и быстро застрочила по бумаге. Спустя минуту, передо мной лежало безукоризненно вежливое послание.

«Дорогая бабушка Анастасия!

Очень беспокоюсь, как твоё здоровье? Надеюсь, ты скоро поправишься. К сожалению, не могу вернуться так скоро, как хотелось бы — дела задерживают меня на некоторое время. Если возникнут трудности — передай сообщение с Омаром.

Твоя Женя».

Валентина картинно закинула ногу на ногу.

— Согласись, так гораздо лучше.

Да так лучше.

Листок лежал прямо передо мной, исписанный небрежным, таким знакомым подчерком…

В комнату бочком протиснулся Омар и спросил громким шёпотом.

— Не спит?

Не сплю.

Омар пришёл не с пустыми руками. Принёс тарелку, наполненную горячими пирожками, и по обыкновению заговорил быстро, брызгая разноцветными искрами.

— Женя, тебе лучше? Мы с бабушкой Верой к озеру ходили! Знаешь, какое здесь озеро?! Бескрайнее, как море!

Его что, тоже по голове ударили? Мальчуган явно бредит. Откуда в Грязновке озеро?!

Сомнения отразились на моём лице, и за Омара вступилась Валентина.

— Есть озеро. Мы же во владениях лешего. А здесь всё не так. Лешие способны менять мир по собственной прихоти. Оттого их и не встретить — живут в своих мирах.

— Создают собственную реальность?

— Да.

— А постземы? Они здесь откуда?!

— Создать собственный мир не значит, закрыть в него ход. Кто-нибудь, да проникнет. А жители Бездны те ещё проныры. Были времена, когда они и в Высший мир проникали.

— И что же?

— Ничего. Их уничтожили Северяне. Ты не помнишь?

Нет. Я не помню.

Я попыталась встать, и боль тотчас заколотила в голове маленькими тревожными молоточками.

— Куда ты?! — всполошилась Валентина. — Тебе лежать надо!

— Подышу свежим воздухом, — пробормотала я. — Не надо меня провожать.

Валентина всё же довела меня до двери, заботливо поддерживая за плечи, и лишь после неоднократного заверения в моей способности идти самостоятельно, оставила меня в покое.

Воздух в лесу был упоительный. Всюду, куда хватало глаз стояли огромные, покрытые древним мхом сосны. На земле лежал слой подтаявшего снега, и следы недавней борьбы отчётливо виднелись на его рыхлой поверхности.

Меж стволов безобразно чернели два могильных холма, и я поковыляла к ним, бережно придерживая больную руку и стараясь не шевелить головой.

На поваленном стволе у могил сидел Мелка. Увидев меня, он кивнул, но против обыкновения не улыбнулся и не отпустил одну из своих мерзких шуточек.