В лапах страха (СИ)

- Так ещё не начинали даже, – выдохнул дядя Ваня, с трудом сдерживая эмоции. – Они ведь на чужбине нынче играют.

- Так это поздно, наверное. Ой, чего это я, – тут же спохватился Вячеслав Сергеевич, – у вас ведь самый разгар в это время, – он задумался, явно что-то припоминая, на что дядя Ваня только крякнул.

- Оно время просто такое, – тихо заскрипел он, передвигая чёрным ногтём по поверхности парты отслаивающиеся струпья краски. – Как раз всё это хулюганьё и наркомания обопьются, проблюются, – вот, не знамши куды себя деть на ночь глядя, и лезут, как тараканы во все щели. А уж над родной школой и вовсе грех не поглумиться. Тем более знают, паршивцы этакие, что я тутова один сижу! – И дядя Ваня цокнул языком. – Я-то, вон, в их возрасте, не по дворам слонялся без дела, а партизанам ящики с гранатами через лес таскал. Их бы туды, под немецкие-то бомбёжки, – от спеси ныношной и следа бы не осталось – и то верно! – Старик резко замолчал и уставился на свою безобразную культю.

Вячеслав Сергеевич вздохнул. Он прекрасно знал эту историю, как и то, что речи старика носили заученный характер: как правило, за чем-то одним, согласно неписаной последовательности, следовало второе, затем третье и что-то ещё оставалось напоследок, для самых стойких, – и так изо дня в день. Сейчас старик замолчал, явно вспоминая, успел ли он рассказать свою историю Вячеславу Сергеевичу до конца, а если нет, на каком эпизоде остановился.

- Может вам Интернет для футбола настроить? – предложил учитель, спеша поскорее уйти от болезненной темы.

Нет, беседовать со стариком, работавшим на пол ставки в школе, в которой он, к тому же остался единственным живым фронтовиком, дошедшим вместе с регулярными частями Красной Армии до самого Берлина, да ещё на одной ноге, – вторую оторвало взрывом советской мины, которую он так и не дотащил до передовой, – было трогательно и интересно, однако всё это могло затянуться на неопределённый срок, а у Вячеслава Сергеевича оставались ещё кое-какие дела.

«А нужно ли мне соваться не в свои дела? Ведь даже девочка против. Хотя это в порядке вещей. Тем более, если в её семье и впрямь что-то неладно».

Понятно дело, старика просто терпели, потому что нельзя у нас глумиться над прошлым и, уж тем более, гнать человека, который что-то там сделал во времена далёкой войны, исторического значения которой никто толком и не помнит; дошёл до какого-то там Берлина, да ещё на безобразной культе, вместо ноги, – по существу, будучи несмышлёным ребёнком, что просто не понимает истинную цену жизни. Однако как знать... Ведь за тем чумазым мальчишкой стояло что-то великое – да, ныне забытое и утраченное, – что ещё имело смысл, вызывало мотивацию, обозначало цель. Двигаться вперёд, не смотря ни на что! И говорить, что малышня того нелёгкого времени этого не понимала, по крайней мере, опрометчиво. Особенно, если сопоставить поколение, прошедшее кровопролитную войну, с поколением, что растёт сейчас. Последнее просто не ценит жизнь. Оно смеётся над чужой болью. Чинит боль само, при этом стараясь остаться безнаказанным. Светлые чувства, просто не приемлет, как и любовь – это всего лишь сухие понятия, как «лафа» или «секс». Да, наступивший мир можно назвать звеном, соединившим прошлое и настоящее. Только поколения и впрямь остались по разные стороны заграждения. Вопрос в том, кто пожелал, чтобы стало именно так... Что царит у него на уме и есть ли хоть некое проявление души? А если нет, тогда что ЭТО такое?

«Дядя Ваня – всего лишь очередной призрак прошлого. Одни так и не решились попросить его больше не приходить, указав на то, что в школе установили компьютеризированную охранную систему. Другие просто не замечали убогого калеку, напрочь игнорируя его связь с окружающей действительностью. А третьи и вовсе посыпали стул красным перцем, били по ночам стёкла школьных кабинетов и дразнили Ивашкой-культяшкой».

Стоило ли защищать такой мир от чудовищ? Безусловно, стоило. Чтобы не утратить смысл. Чтобы не пришли новые чудовища, куда более злобные и кровожадные. Потому что человечество, ни что иное, как конвейер. Конвейер по производству зла. Это и есть истина, от которой все бегут, страшась принять за правду.

«А ведь в этом случае мир рухнет окончательно. Ведь ВЕРЯТ именно правде».

Вячеслав Сергеевич снова вздрогнул.

- Только вам тогда придётся на второй этаж подняться... – Он попытался вернуться к прерванному разговору.

- Да ну, к шутам! – как ни в чём не бывало, отмахнулся дядя Ваня и, опершись о костыль, склонился куда-то под свою «тумбу дневального».

«Старик, несомненно, воспринимает парту именно так!» – Вячеслав Сергеевич невольно улыбнулся. Старый фронтовик вовсе не желал прогибаться под балансирующий на руинах прошлого мир или раскачиваться на волнах показного внимания, в обозначенные правительством даты, – на своём веку он уже вдоволь насмотрелся на все эти атрибуты надвигающегося хаоса, противостоять которому можно лишь только предварительно что-то для себя уяснив.