Читаем В лесах (Книга 1, часть 1) полностью

- Полно, полно, моя ясынька, полно, приветная, полно,- говорил растроганный Патап Максимыч, лаская девушку.- Что ж нам еще от тебя?.. Любовью своей сторицей нам платишь... Ты нам... счастье в дом принесла... Не мы тебе, ты добро нам делала...

- Тятя, тятя, не говори. Не воздать мне за ваши милости... А если уж вам не воздать, богу-то как воздать?

Припала Груня к груди Патапа Максимыча и зарыдала.

- Добрыми делами, Груня, воздашь,- сказал Патап Максимыч, гладя по головке девушку.- Молись, трудись, всего паче бедных не забывай. Никогда, никогда не забывай бедных да несчастных. Это богу угодней всего...

- Слушай, тятя, что я скажу,- быстро подняв голову, молвила Груня с такой твердостью, что Патап Максимыч, слегка отшатнувшись, зорко поглядел ей в глаза и не узнал богоданной дочки своей. Новый человек перед ним говорил.- Давно я о том думала,- продолжала Груня,- еще махонькою была, и тогда уж думала: как ты меня призрел, так и мне надо сирот призирать. Этим только и могу я богу воздать. Как думаешь ты, тятя?.. А?..

- Ты это хорошо сказала, Груня,- молвил Патап Максимыч,- по-божески.

- Жаль мне сироток Ивана Григорьича,- сказала Груня,- я бы, кажись, была им матерью, какую он ищет.

- Как же так? - едва веря ушам своим, спросил Патап Максимыч.- Нешто пойдешь за старика?

- Пойду, тятя, - твердо сказала Груня.- Он добрый... Да мне не он... Мне бы только сироток призреть.

- Да ведь он старый! Тебе не ровня,- молвил Чапурин.

- Стар ли он, молод - по мне все одно,- отвечала Груня.- Не за него, ради бедных сирот...

- Ах ты, Грунюшка моя, Грунюшка! - говорил глубоко растроганный Патап Максимыч, обнимая девушку и нежно целуя ее.- Ангельская твоя душенька!.. Отец твой с матерью на небесах взыграли теперь!.. И аще согрешили в чем перед господом, искупила ты грехи родительские. Стар я человек, много всего на веку я видал, а такой любви к ближнему, такой жалости к малым сиротам не видывал, не слыхивал... Чистая, святая твоя душенька!..

- Тятя, тятя, что ты? - вскрикнула Груня. Богоданная дочка и названный отец крепко обнялись.

* * *

На другой день рано поутру Патап Максимыч собрался наскоро и поехал в Вихорево. Войдя в дом Ивана Григорьича, увидал он друга и кума в таком гневе, что не узнал его. Возвратясь из Осиповки, вдовец узнал, что один его ребенок кипятком обварен, другой избит до крови. От недосмотра Спиридоновны и нянек пятилетняя Марфуша, резвясь, уронила самовар и обварила старшую сестру. Спиридоновна поучила Марфушу уму-разуму: в кровь избила ее.

-Вот, кум, посмотри на мое житье!- говорил Иван Григорьич.- Полюбуйся: одну обварили, другую избили... Из дому уедешь, только у тебя и думы - целы ли дети, про дела и на ум нейдет... Просто беда, Патап Максимыч, друг мой любезный, беда неизбывная... Не придумаю, что и делать...

- Молчи ты,- весело отвечал на его жалобы Патап Максимыч.- Я к тебе с радостью.

- Какие тут радости! - с досадой отозвался Иван Григорьич. - Не до радости мне... Думаю, не придумаю какую бы старуху мне в домовницы взять. Спиридоновна совсем никуда не годится.

- Да ты слушай, что говорить стану,- сказал Патап Максимыч.- Невеста на примете.

- Какая тут невеста!..- с досадой отозвался Иван Григорьич.- Не до шуток мне, Патап Максимыч. Побойся бога: человек в горе, а он с издевками...

- Хорошая невеста,- продолжал свое Чапурин.- Настоящая мать будет твоим сиротам... Добрая, разумная. И жена будет хорошая и хозяйка добрая. Да к тому ж не из бедных - тысяч тридцать приданого теперь получай да после родителей столько же, коли не больше, получишь. Девка молодая, из себя красавица писаная... А уж добра как, как детей твоих любит: не всякая, братец, мать любит так свое детище.

- Полно сказки-то сказывать,- отвечал Иван Григорьич.- Про какую царевну-королевну речь ведешь? За морем, за океаном, что ль, такую сыскал?

- Поближе найдется: здесь же у нас, в лесах кое-где...- улыбаясь, говорил Патап Максимыч.

- Не мути мою душу. Грех!..- с грустью и досадой ответил Иван Григорьич. Не на то с тобой до седых волос в дружбе прожили, чтоб на старости издеваться друг над другом. Полно чепуху-то молоть, про домашних лучше скажи? Что Аксинья Захаровна? Детки?

- Чего им делается? И сегодня живут по-вчерашнему, как вечор видел, так и есть,- отвечал Патап Максимыч.- Да слушай же, не с баснями я приехал к тебе, с настоящим делом.

- С каким это? - спросил Иван Григорьич.

- Да все насчет того... Про невесту.

- Про какую? Где ты ее за ночь-то выкопал?

- Да хоть про нашу Груню,- молвил Патап Максимыч.

- С ума ты спятил,- отвечал Иван Григорьич.- Хоть бы делом что сказал, а то натка поди.

- Делом и говорю.

- Да подумай ты, голова, у нас с тобой бороды седые, а она ребенок. Сколько годов-то?

- Семнадцатый с Петровок пошел. Как есть заправская невеста.

- То-то и есть,- сказал Иван Григорьич.- Ровня, что ли? Охота ей за старика на детей идти.

Перейти на страницу:

Похожие книги

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза